Брат мой Каин - [159]

Железнодорожник утвердительно кивнул:

– О да. Его дом стоит напротив церкви, прямо за второй рощицей вязов. – Он указал в сторону зеленой стены деревьев вдалеке. – Вы никак не пройдете мимо. Идите по дороге и никуда не сворачивайте. До него отсюда две мили, сэр.

– Спасибо. Благодарю вас за любезность и за то, что вы уделили мне время. – И, не дожидаясь ответного выражения признательности, сыщик зашагал в указанном направлении.

Обнаженные ветви вязов с шумом раскачивались под напором порывистого ветра. В небо взлетела большая стая грачей, вспугнутая охотившейся кошкой. Невысоко от земли, где стволы начинали ветвиться, прилепились их неопрятные гнезда. Зима в этом году выдалась по-настоящему суровой.

Священник оказался пожилым человеком, однако весьма подвижным, с живыми светлыми глазами. Он поприветствовал Монка, стоя возле изгороди и с надеждой разглядывая зеленую лужайку, где пробивались из луковиц первые побеги нарциссов.

Детектив объяснил цель своего визита, постаравшись изложить ее как можно короче.

В ответ священник посмотрел на него с нескрываемым интересом.

– Да, сэр, конечно, могу. Какое приятное утро, не правда ли? Еще совсем немного, и нарциссы совсем подрастут. Мне нравится, когда они зацветают. Заходите в гостиную, дружище! Там топится камин. Вам не помешает согреться с дороги.

Хозяин дома подошел к калитке и открыл ее, пропуская гостя. Потом они прошли по ведущей к дому дорожке, засыпанной мелкой галькой и обсаженной с боков кустами жимолости с тесно переплетенными ветками, на которых пока не показалось ни единого листочка.

– Кстати, может, вы пообедаете со мною? – предложил священник, пропуская Уильяма в дом, встретивший их приятным теплом. – Я терпеть не могу есть в одиночестве. Это недостойно цивилизованного человека. Хороший разговор никогда не помешает за столом, вам так не кажется? – С этими словами он прошел через тесно заставленную мебелью прихожую и распахнул дверь, ведущую в комнату со светлыми портьерами из вощеного ситца. – Моя жена умерла пять лет назад. С тех пор я перезнакомился со всеми здешними жителями. Я знаю каждого из них. Как и они меня. К тому же мы знакомы уже долгие годы. Поэтому нам трудно чем-нибудь удивить друг друга. Зимой становится совсем тоскливо. Летом скучать некогда, хватает дел в саду. Так как, вы сказали, вас зовут?

– Уильям Монк, мистер Николсон, – представился детектив.

– Ну да, мистер Монк, так вы согласны пообедать со мной и заодно рассказать, какое дело привело вас в Чилверли?

Сыщик с радостью принял приглашение. Он замерз и проголодался, а кроме того, ему казалось, что завести разговор будет куда проще, сидя за обеденным столом, чем в гостиной, какой бы уютной она ни была.

– Хорошо, прекрасно. Тогда устраивайтесь поудобнее, а я предупрежу кухарку, – засуетился хозяин.

Преподобный Николсон настолько обрадовался неожиданному компаньону, что Монк добрую половину обеда не решался открыть ему цель своего приезда. Наконец, покончив с холодной бараниной, маринадами и овощами, он отложил в сторону нож и вилку.

Горничная поставила на стол горячий пирог с мелко нарезанными яблоками и небольшой кувшин со сметаной, после чего принялась убирать пустую посуду, всем своим видом выражая удовлетворение.

Когда она удалилась, священник начал рассказывать. Уильям слушал его с удивлением, гневом и все большим состраданием.

Глава 13

Спустя два дня коронер начал дознание по поводу обстоятельств гибели Кейлеба Стоуна. На скамьях для публики не осталось ни одного свободного места. Случай казался всем на редкость необычным, и многим не терпелось узнать, как такое могло произойти.

Лорду Рэйвенсбруку пришлось прибыть в судебное присутствие для дачи показаний, поскольку он являлся единственным непосредственным свидетелем смерти Стоуна. Вместе с ним вызвали троих конвойных, сидевших теперь напряженно выпрямившись и испытывая смущение и почти панический страх. Джимсон не сомневался в невиновности всех троих, Бейли, наоборот, считал себя и своих товарищей виноватыми с головы до ног и достойными соответствующего наказания, а третий охранник, тот, которого отправили доложить о случившемся, вообще отказывался высказывать какое-либо мнение.

Эстер явилась в суд по вызову Рэтбоуна, а не коронера. Кроме нее, там находился врач, производивший официальное освидетельствование трупа.

Энид Рэйвенсбрук сидела рядом с мужем. Ее лицо по-прежнему оставалось бледным и изможденным, но во взгляде женщины чувствовалась твердость, и она к тому же уже не выглядела столь больной, как неделю назад. Возле нее находилась Женевьева Стоунфилд вместе с исполненным спокойствия и решительности Тайтусом Нивеном.

Селина Херрис сидела в одиночестве с высоко поднятой головой. Лицо ее сделалось белым, как бумага, а взгляд неподвижных глаз казался пустым после пережитого потрясения. Посмотрев в ее сторону, Оливер испытал какое-то необъяснимое сострадание. Их не объединяло абсолютно ничего – ни культура, ни какое-либо дело, ни вера в одни и те же идеалы. Они, можно сказать, даже говорили на разных языках. И все же, глядя на нее, Рэтбоун испытал такое ощущение, будто он сам тоже понес тяжелую утрату. Он понимал, что значит лишиться того, что было тебе неизмеримо дорого, как бы ты к этому ни относился и какие бы странные чувства при этом ни проявлял.