Брат и сестра - [54]

А Ярослав добавил:

— Мы остались в классе и выпили после уроков.

Голос Ярослава показался Зое совершенно чужим, доносящимся откуда-то издалека.

Так что же она должна была сделать? Да, Зоя вспомнила, пойти на участок десятых классов и отобрать у Терпачева носилки. И Зоя пошла… Как раз на ее пути все еще стоял, не двигаясь с места, Ярослав. И Зоя обошла его, отправляясь за носилками, как обходят неодушевленный, посторонний предмет, загораживающий дорогу.

Неожиданно прямо перед Зоей возник улыбающийся директор с лопатой на плече. Поглощенная тем, что произошло сейчас у нее с Ярославом, Зоя совершенно не заметила, как подходил директор, хотя ребята давно уже увидели, что он пробирается в этот угол, и сигнализировали друг другу. Как ни в чем не бывало, а на самом деле с удвоенным усердием каждый из них продолжал свое дело.

Директора разгорячила работа: парусиновая рубашка взмокла на спине и потемнела, он на ходу осушал платком шею, лоб, туго протирал бритую голову.

— Ну, Зоя Анатольевна, командуй — прибыл в твое распоряжение! — сказал он, снимая с плеча лопату и пробуя ею добраться до земли. Но лопата звякнула обо что-то, уперлась и дальше не пошла.

Терпачев оказался уже тут как тут! Успев на ходу схватить у кого-то грабли для директора, он услужливо протянул их, проговорив:

— Василий Петрович, вот хорошие грабли, лопатой здесь ничего не сделаешь!

Но директор не взял грабли, сказал:

— Нет уж, пускай Космодемьянская командует или Пчельникова. Что староста и групорг укажут, то и стану делать.

Ребята закричали сразу в несколько голосов, перебивая друг друга:

— Кирпичи!

— Василий Петрович, носить кирпичи!

— Таскать на носилках мусор!

Директор рассмеялся:

— Не кричите, не испугаете! А может, Космодемьянская меня пожалеет, найдет работенку полегче?

Зоя смущенно засмеялась, замотала головой и сказала:

— Ребята правильно говорят, Василий Петрович, надо носить мусор.

В это время Марфа Филипповна открыла окно в нижнем этаже школы и крикнула:

— Василий Петрович, к телефону зовут!

Директор расхохотался с добродушным злорадством и торжествующе сказал, поворачиваясь к ребятам то в одну, то в другую сторону:

— Ну, чья взяла? Вот вам и мусор! У кого не хватает лопаты, кому передать?

Но Зоя вдруг крикнула певучим голосом, торопясь, пока мать Пети Симонова не успела еще закрыть окно:

— Марфа Филипповна, скажите, что директор занят: он работает в саду на школьном субботнике!

— Ладно! — отозвалась Марфа Филипповна и закрыла окно, прежде чем директор смог запротестовать.

На этот раз торжествующе смеялись ребята.

— Мусор так мусор! — сказал директор. — Подумаешь, нашли кого испугать!

Терпачеву опять захотелось услужить директору: на этот раз он предложил ему свои носилки. Но директор не взял.

— Так твои же носилки пустые, что ты мне предлагаешь? — сказал он. — Вот я с кем потащу! Смотри, сколько Александр Анатольевич Космодемьянский наворотил. Вот это ноша! Ну-ка, Петя, уступи мне свое место!

Петя, приноровившийся было в паре с Космодемьянским поднять носилки, отошел в сторону. Директор наклонился к земле и ухватился за рукоятки; жилы на его висках надулись, и даже бритая голова покраснела от натуги.

— А ну, давай в ногу! — сказал он Шуре, и они пошли, слегка покачивая на ходу носилками.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Самолюбие Терпачева было сильно задето: он не мог спокойно переносить, если внимание сосредоточивалось на ком-нибудь другом, а не на нем. Терпачев решил высмеять Шуру Космодемьянского, как только представится случай.

Директор больше не вернулся в сад — его поймал во дворе завхоз, и они оба прошли в канцелярию. Шура вернулся один, волоча за собой пустые носилки.

Как только он приблизился, Терпачев громко заговорил, привлекая к себе общее внимание театральным голосом, каким пользовался обычно, выступая на сцене.

— Товарищи! Однажды Шура Космодемьянский зашел в ресторан «Метрополь». Он сел за столик и закинул ногу на ногу.

Едва Терпачев заговорил, Яша тотчас бросил лопату на землю и сел прямо на ворох мусора, которым он до половины уже нагрузил носилки. Приготовившись слушать, он посматривал на всех остальных, как бы спрашивая их: понимают ли, мол, они, как сейчас будет интересно? Несколько человек, следуя его примеру, тоже прекратили работу и смотрели на Шуру Космодемьянского, который сильно покраснел и улыбался обычной своей улыбкой, слегка перетягивающей рот на правую сторону. Он начал было накладывать мусор на носилки, но потом поставил лопату стоймя и, облокотившись на рукоятку, тоже приготовился слушать Терпачева. Терпачев продолжал:

— К Шуре Космодемьянскому подходит официант и спрашивает, кладя перед Шурой на стол карточку с весьма разнообразным меню…

Говоря все это, Терпачев изображал эпизод в лицах: он то подражал жестам официанта, то подделывался под глуховатый голос Шуры, и у зрителей создавалась иллюзия, что они сами присутствуют при событии, разыгравшемся в ресторане.

— Официант спрашивает: «Что желаете покушать, гражданин?» Шура Космодемьянский берет карточку и читает: «Жареный гусь с подливкой — 8 рублей 5 копеек». Шура Космодемьянский скромно облизывается и, проглотив слюну, спрашивает: «Здесь написано: жареный гусь с подливкой, а сколько же стоит одна подливка?» Официант отвечает: «Подливка, гражданин, у нас бесплатно!» — «В таком случае, — говорит Шура Космодемьянский, беря с тарелки кусок хлеба и уже откусывая, — дайте мне одной только подливки».