Брат и сестра - [52]

Шварц был ошеломлен, когда Терпачев в начале занятий в восьмом классе вдруг сел на парту с Люсей Уткиной. Неожиданным это было только для Шварца. Для всех остальных ребят было вполне естественным, что Люся и Терпачев сели вместе, их взаимная привязанность развивалась на глазах у класса, и все отнеслись к этому просто и доброжелательно.

Шварц тяжело переживал «измену друга», но, быстро переболев ревностью, сумел приноровиться к новому положению, с той только разницей, что всю прежнюю покорность по отношению к Терпачеву и готовность к услугам он распространил теперь и на отношения с Люсей.

На школьных концертах и во время спектаклей Терпачев как исполнитель всегда имел успех. Неплохо обстояло дело у Терпачева и дома. В семье, кроме Виктора, детей не было, расточать свои заботы и ласки ни отцу, ни матери больше было не на кого. Работа отца сплачивалась очень хорошо — он занимал должность старшего мастера в цехе крупного завода, — Виктору ни в чем не отказывали.

Своим классом Терпачев не особенно дорожил. Его неодолимо тянуло к старшим: он находил способ участвовать в спектаклях, устраиваемых десятыми классами, не отставал от них, когда они отправлялись на экскурсию, посещал с десятиклассниками музеи и театры. Причем и к ним у Виктора не было заметно какой-либо привязанности, — общение со старшими он рассматривал просто как одну из возможностей поднять свой авторитет. По такому же признаку Терпачев отказывался или же соглашался выполнять те или иные комсомольские и общественные поручения. Охотнее всего он выполнял те поручения, которые давали ему возможность проникать в учительскую и в кабинет директора, чтобы там демонстрировать оперативность, находчивость и умение.

Все особенности характера Терпачева угадывались ясно по одному только выражению его лица и по походке. Особой скрытностью Терпачев не отличался, и у него не было стремления что-либо маскировать в себе. Черты лица он имел резкие, волевые: туго сомкнутые, когда молчит, губы и сжатые челюсти, так что проступают и шевелятся желваки на скулах, гладко зачесанные назад светлые волосы, но не мягкие, как у большинства белокурых людей, а жестковатые, прямые. Он мог бы считаться даже красивым, — таким он и был для Люси Уткиной, — но большинство девочек находили, что его сильно портят холодные, зеленовато-карие, немного навыкате глаза. Что касается роста, — только лишь Шура Космодемьянский был ему под стать; даже Симонов и тот уступал ему. Но Шура держался простецки, как бы стесняясь преждевременной солидности, а Терпачев, наоборот, держался не просто: со всеми был суховат, подтянут и подчеркнуто собран, этому вполне соответствовало и постоянное выражение лица, определявшее его отношение к окружающим: вы, мол, как хотите, а я цену себе знаю!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Зоя предложила прежде всего очистить место вдоль ограды, чтобы успеть посадить уже сегодня хотя бы несколько деревьев. Отец Пети Симонова еще накануне завез на участок предназначенные для посадки липки; они лежали вдоль центральной дорожки с прикопанными корнями.

— Какая там посадка деревьев?! — брезгливо сказала Люся голосом обиженной. — Здесь просто мусорная свалка!

Ей было жаль новых туфель на высоких каблуках, которые она сегодня надела. Люся была уверена, что и на этот раз можно будет, как в прошлом году, слегка поскрести граблями на грядках и затем отправиться с Виктором в кино.

Зоя, не обращая внимания на Уткину, сказала так, чтобы все слышали:

— Нашему классу досталось только трое носилок, сейчас мы их распределим.

— Мы с Виктором, конечно, вместе! — сказал Шварц и поскорее подошел выбрать носилки, чтобы успеть захватить самые маленькие.

— Шурка, давай таскать с тобой, — предложил Симонов.

— А я предлагаю по-другому, — сказала Зоя. — Надо к каждым носилкам прикрепить по трое ребят, чтобы, чередуясь, третьему можно было бы отдыхать. Ну, не бездельничать, конечно, а пока двое относят мусор, он должен подготавливать следующую порцию мусора, а потом с кем-нибудь меняться у носилок.

Лиза поддержала предложение Зои:

— Правильно! Выделим к носилкам девятку из наших любителей спорта: Виктора Терпачева, Космодемьянского, конечно, Петю, Ярослава Хромова…

— Оставь Ярослава в покое, я протестую! — закричал Терпачев, перебивая Лизу, и, продолжая серьезным тоном и этим самым еще больше подчеркивая язвительный смысл слов, сказал: — Необходимо создать условия для творческого роста Ярослава. Носилками он может повредить свои музыкальные пальцы.

Терпачев относился ревниво к Хромову, к тому, что он тоже всегда имел успех на школьных концертах.

— Я тоже протестую против гигантов! — сказал Димочка Кутырин. — Это глупая организация работы. Никто мне не помешает тоже таскать носилки.

— Правильно! — присоединился к нему Шварц. — Хотел бы я посмотреть, кто помешает мне работать вместе с Виктором?

Пока шел этот разговор, Петя и Шура уже успели нашвырять обломков кирпича на свои носилки и, подняв их, направились в сторону двора, слегка покачиваясь от тяжести. Оба шли молча, но каждый понимал, что перестарался — следующий раз надо будет класть меньше.