Брат Гримм - [65]

— Недостаток минимализма состоит в том, что его может быть слишком много… — рассмеялся Фабель, но тут же умолк, поймав непонимающий взгляд Марии. Фабель немало удивился, увидев, что в зале их ждет министр внутренних дел земли Гамбург Гуго Ганц. Вид у члена правительства был даже более цветущий, чем обычно. Рядом с ним стоял худощавый молодой человек лет двадцати семи — двадцати восьми. Одет молодой человек был в строгий, весьма консервативного кроя костюм, и создавалось впечатление, что этим нарядом он хочет скрыть свою моложавость и придать своей персоне особую значимость. У него были те же тонкие черты лица и золотистые волосы, что и у мертвой женщины, но у мужчины они выглядели несколько неуместно.

— Герр криминальгаупткомиссар Фабель, позвольте представить вам Губерта фон Клостерштадт, — сказал Ганц. — Брата Лауры.

— Позвольте мне, герр Клостерштадт, принести вам наши соболезнования в связи с постигшей вас утратой, — сказал Фабель, пожимая молодому человеку руку.

Рука у брата Лауры оказалась холодной, а рукопожатие вялым. В ответ на слова Фабеля он ограничился коротким кивком. Взгляд его светло-голубых глаз при этом оставался ровным и безмятежным. Фабель не знал, что думать. Молодой человек либо умел скрывать свое горе за напускной ледяной холодностью, либо смерть сестры затронула его чувства не столь глубоко, как можно было ожидать.

— Насколько далеко вам удалось продвинуться в расследовании, герр криминальгаупткомиссар? — спросил Губерт фон Клостерштадт.

Ганц ответил раньше, чем Фабель успел открыть рот.

— Основной подозреваемый ударился в бега, Губерт. Психопат по имени Ольсен. Криминальгаупткомиссар Фабель и его команда задержат преступника. Это всего лишь вопрос времени.

Фабель промолчал. Ему было ясно, что криминальдиректор ван Хайден делится с министром всеми деталями расследования, а тот, в свою очередь, передает полученные сведения полезным для себя людям. Из этого вытекало, что информацию для криминальдиректора следует существенно урезать.

— Мы прорабатываем несколько версий, — произнес Фабель, многозначительно взглянув на Ганца. — Вы живете здесь, герр фон Клостерштадт?

— Слава Богу, нет. Жить в ледяном дворце? Брр… увольте. Это было местом, где Лаура искала уединение. У меня квартира на Альстере. А здесь я лишь для того, чтобы оказать вам посильную помощь.

— А как ваши родители? Их уже проинформировали?

— Они на пути домой из Нью-Йорка, где были с филантропической миссией… в пользу немцев, пострадавших 11 сентября, — ответил Губерт.

— Мы попросили полицию Нью-Йорка их известить, — вставила Мария.

— Если не возражаете, то нам хотелось бы осмотреть дом, — сказал Фабель.

Губерт одарил их холодной вежливой улыбкой и, указав на одну из выходивших в зал дверей, сказал:

— Мы с герром Ганцом будем в кабинете. Мне надо разобрать кое-какие бумаги Лауры.

— Если не возражаете, герр фон Клостерштадт, — вмешалась Мария, — то мы предпочли бы, чтобы все в доме, включая документы, оставалось на своих местах. До тех пор пока мы все не изучим.

— Понимаю. — Температура улыбки Губерта упала еще на несколько градусов.

Ганц взял молодого человека под руку и покровительственно произнес:

— Будет, пожалуй, лучше, если мы подождем в моем доме, Губерт.

Фабель и Мария изучали виллу, комната за комнатой, напоминая собой потенциальных покупателей дома. Что касается мебели и стиля обстановки, то Лаура фон Клостерштадт обладала безукоризненным и весьма сдержанным вкусом. Может быть, даже излишне сдержанным. Казалось, что Лаура сознательно пыталась сочетать в своем доме роскошь со спартанской простотой. Одно из помещений особенно обеспокоило Фабеля. Это была большая, полная воздуха комната, залитая светом из обращенного на юг окна. Такие комнаты обычно выступают в роли гостиных, но в этом помещении не было мебели, за исключением низкого шкафа у стены со стереосистемой на нем и единственного кресла с высокой спинкой. Кресло стояло в центре комнаты напротив окна и было похоже на трон. Несмотря на пустоту, Фабель чувствовал, что комнатой часто пользовались. Атмосфера помещения дышала печалью и одиночеством, и Фабель понял, что Лаура фон Клостерштадт была существом чрезвычайно одиноким. Он подошел к низкому шкафу, открыл дверцу и увидел несколько CD. Это была только современная классическая музыка, и Фабель удивился, увидев, насколько совпадают вкусы девушки с его музыкальными предпочтениями. В основном это были опусы скандинавских и прибалтийских композиторов. Там оказались композиции Арво Пярта, Георгия Пелециса и «Musica Dolorosa» Петериса Васкса. Фабель проверил CD-плейер. Внутри его оказался диск. Это был Opus 61, «Cantus Arcticus» Эйно-Юхани Раутаваара.

Фабель нажал на кнопку воспроизведения и уселся в единственное кресло. Вначале флейта имитировала взлет и падение птицы, а затем началась «Cantus», но исполнялась она не голосами людей, а голосами полярных морских птиц. Птичье пение усиливалось, диссонирующие крики крачек и чаек сливались в едином хоре, а флейта и медные инструменты прокладывали путь широкому потоку оркестра, на который накладывалась мелкая рябь арфы. Фабель часто слушал эту музыку — у него был такой же диск, и каждый раз она переносила его в бесплодный, но бесконечно красивый мир Арктики. «Ледяной дворец». Фабель вспомнил слова, которыми характеризовал Губерт дом своей мертвой сестры и ее одинокое существование в этом доме. Он немного послушал музыку, выключил плейер и продолжил вместе с Марией осмотр дома, деликатно, но в то же время безжалостно вторгаясь в самые интимные уголки чужой жизни. Они просмотрели книги Лауры, порылись в прикроватных тумбочках, проверили смежную со спальней гардеробную комнату, покопались в косметике на громадном туалетном столе 30-х годов с зеркалом, подсвеченным допотопными лампами накаливания.