Брандер - [22]

Неимоверным усилием воли я сфокусировал внимание на его словах.

— Согласен! По рукам! Я вернусь, если когда-нибудь… я смогу выбраться отсюда живым…

— Я верю. Делай свой «глазок». Я не буду мешать.

И система дала отбой защите, покорно подняла руки и опустила подъемные мосты. «Этанак» внес нужные изменения в сеть, прежде чем я успел об этом подумать.

— Прощай, Ринг. Точнее, до свидания. — Снова у меня в мозгу промелькнул призрак усмешки, и тут же я ощутил, как остался один, в моем разуме больше не было посторонних.

«Салад, — появилась надпись на экране, а ниже отпечаталась самая приятная фраза, какую я когда-либо читал: — Немедленно отвези мистера Ринга в госпиталь».

Салад быстро отошел от заваленного манускриптами стола, возле которого он так долго и терпеливо ждал, и, прочитав надпись, уставился на меня: ни дать ни взять, разочарованный палач, только что услышавший от герольда приказ короля об отмене казни.

— Слушаюсь, господин!

— И погребальный колокол сегодня промолчит, Салад! — Я слабо улыбнулся, пытаясь сыграть браваду. Мне едва хватило сил вытащить вилку «Этанака» из разъема на панели, хотя на этот раз ее уже никто не удерживал. Я отключил компьютер, и вокруг сразу стало темно.

Салад зажег карманный фонарь, прежде чем я отыскал свой, и направил его луч прямо мне в лицо — известный изуверский прием. Я попытался подняться. Мой ботинок, когда я перенес тяжесть тела на раненую ногу, с чавканьем всхлипнул, и я чуть не потерял сознание от боли. «Этанак» тут же погасил болевой шок, но я уже понял, что каждым шагом буду причинять себе неимоверные страдания. Моя голова болталась, как воздушный шар на ветру.

— Дайте мне руку, Салад. Мне кажется, по вашей милости я уже никогда не приму участия в соревнованиях по прыжкам в длину.

Он подошел ближе, все так же ослепляя меня фонарем, и протянул руку. Я нащупал его ладонь и оперся на нее. Но Салад неожиданно расслабил руку, слегка дернув ее вниз, и я ничком повалился на пол.

Я беспомощно закопошился в световом пятне на полу, стараясь приподняться и заглянуть ему в глаза. Выражения его лица я не мог рассмотреть, но, полагаю, оно было довольным.

— О, мистер Ринг, простите. Но, к сожалению, ничем не могу вам помочь.

— Что вы имеете в виду? — мне не удалось придать своему голосу грозные нотки, что я пытался изобразить. — Хабир приказал тебе помочь мне, будь ты проклят!

— Нет, мистер Ринг, — сказал он мягко. — Он приказал мне отвезти вас в госпиталь. И я это сделаю, если вам удастся самостоятельно добраться до вертолета. Он же велел мне не прикасаться к вам до тех пор, пока сам не прикажет.

— Ты ведь прекрасно его понял!

— Я всегда точно выполняю все его указания. Буквально. Поэтому он и доверяет мне.

Я всем нутром чувствовал, как в темноте ухмылялась его глумливая рожа.

— Ты… сразу же лишишься его доверия… если я не вернусь сюда через месяц. Он хочет видеть меня, — я упорно, но безуспешно пытался подняться.

— Очень патетично, мистер Ринг!

— Это правда! Вызови его и спроси.

— Вы попусту теряете время, мистер Ринг. Помните, что с каждой минутой, которую вы тратите на бесполезные жалобы, у вас остается все меньше крови.

Наконец до моего ослабевшего разума дошло, что в этом и заключается весь смысл игры. Наверное, охватившая меня ярость и стала тем костылем, с помощью которого мне все же удалось встать на ноги. Я прошел занавешенную дверь и вышел из церкви.

Дорога, отделявшая залитую светом двух лун центральную площадь от переходного отсека, превратилась для меня в сущий кошмар: 50 метров… 500… Я боялся потерять сознание. Вокруг не было ни единого человека — того, кто шел за мной с фонарем в руке, я таковым считать не мог. Я понимал, что звать на помощь бессмысленно, даже на геез.

В конце концов мы — я и моя тень — все же доковыляли до переходного отсека. Салад все так же направлял мне в глаза луч фонаря, но я слишком был поглощен борьбой за ускользавшее сознание, чтобы обижаться на его оскорбительную манеру. К тому же, освещая мое лицо, Салад невольно напомнил мне, что я без кислородной маски. К счастью, хозяева монастыря оказались людьми аккуратными, и сразу же за внутренней дверью в отсек в луч света попали висевшие на стене, как лепные скульптуры ангелочков, ряды кислородных масок монахов. Я тут же стащил одну из них, не чувствуя ни малейших угрызений совести. Закрутив колесо, я загерметизировал внутреннюю дверь, хватая воздух ртом, как рыба, и даже из последних сил успел погрозить Саладу пальцем.

Но когда переходной отсек вдруг начал вращаться у меня перед глазами, я понял, что одной, пусть даже самой отчаянной решимости для полной победы в этой смертельной схватке недостаточно. Я словно распадался на составляющие… в моей голове началась какая-то пыльная буря… все заволокло красным туманом… Внешняя дверь распахнулась, и промозглый ночной марсианский холод ударил мне в лицо, как кулак.

«ЭТАНАК»! Я ПАДАЮ — ЛОВИ МЕНЯ…

Все в порядке, Майкл. Идем… Я веду тебя… Ты не чувствуешь холода. Не чувствуешь боли. Поднимаю кровяное давление в нижней части тела: переправляю кислород конечностям. Прищурь глаза. Сделай шаг вперед, переступи порог. Выше ногу. Держи равновесие. Еще шаг… еще… машина ждет слева. Ровнее. Компенсирую нагрузку. Передвинь ногу. Следи за Саладом — не дай ему помешать тебе. Ровнее дыхание! Стой: там два вертолета. Два. Какой из них?