Бракованная - [51]

У Быковых они пробыли ещё где-то с полчаса. После Виктора Степановича забрали в морг, Бык поехал следом разбираться с формальностями, а Юль Санна осталась дома, дожидаясь свекровь, которая как раз пошла на воскресную службу в церковь и ещё знать не знала о настигшем их семью горе. Впрочем, новости распространялись быстро. Когда Вета с Коганом собрались уезжать, другие их друзья, наоборот, только стали съезжаться, чтобы поддержать Быковых.

Следующие дни, аж до похорон, были наполнены тихой грустью. Даже их никогда не умолкающий чат молчал. Единственное сообщение, которое там появилось, информировало о дате и времени церемонии прощания. Проходило оно в старом доме, в котором Романка вырос, и где до сих пор жили его родители. С этим местом у каждого из них была связано куча самых разных воспоминаний. Здесь начиналась история Юльки и Романа, миллиардеров теперь, а в прошлом – двух испуганных подростков, вынужденно вступающих во взрослую жизнь. Жили они в крохотном флигеле, к которому вела выложенная плиткой дорожка, под аркой, увитой сплошь виноградом. И они приходили сюда с друзьями… Сколько с тех пор утекло воды – даже не верилось.

Это был очень долгий и тяжёлый день. День похорон. Но было в нём и кое-что светлое. Например, то, как Роман держался Юльки. Стоило ему потерять её из виду, как он начинал вертеть головой по сторонам. И тихонько спрашивать у того, кто был рядом: «А вы моей Юли не видели?». Он как будто вообще без неё не мог. Разве это не было добрым знаком?

– Жаль. Шестьдесят четыре года всего. Ему бы ещё жить да жить, – заметила Сара Измайловна, которая тоже пришла на похороны. Их компашка так крепко дружила со времён школы, что родителям ничего другого не оставалось, как тоже наладить контакт.

– Действительно жаль, что нас покидают такие светлые люди.

– По крайней мере, он ушёл успокоенный и счастливый.

– Почему вы так думаете? – спросила Вета, чтобы поддержать беседу.

– Потому что его единственный сын устроен. У него всё хорошо. Дом – полная чаша, трое замечательных деток. Чего ещё желать на старости лет?

Вета оставила стакан с компотом. Она не знала, было ли у этих слов двойное дно, или Сара Измайловна просто ляпнула, не подумав, что своими словами проворачивает в её груди нож.

– Лично я себе так сказала: дождусь внуков, понянчу немного – и можно помирать. У вас, кстати, как успехи на этом фронте?

Конечно, Вета могла сказать, что это не её собачье дело. Но ведь она понимала, что движет этой женщиной! И даже более того, разделяла в какой-то мере её опасения и страхи.

– На этом фронте идут бои. Мы стараемся, Сара Измайловна.

– Ты же понимаешь, что если ничего не получится, лучше тебе оставить Кешу в покое?

В носу защипало. Вета зажмурилась до звёзд перед глазами, чтобы не заплакать, хотя вряд ли бы её слёзы на поминках могли кого-то смутить.

– А я его не держу.

– О, держишь! Крепко держишь. Кешка, дуралей, ещё в школе вбил себе в башку, что в тебя влюблён. Он себе всю юность этой любовью испоганил, всю молодость. Так не дай же ему испоганить себе зрелость и старость. Нет ничего хуже старости в одиночестве. Ты уж мне поверь.

Прямо сейчас Вета многое бы отдала, чтобы вернуться к себе прежней, дерзкой. Той Вете Санадаловой, которой палец в рот не клади. К той Вете Сандаловой, которая кого угодно переговорит и заткнёт, если это потребуется. Жаль, от той старой версии ничего не осталась. В любви Когана переплавились все её маски… Чуть не плача, Виолтетта спросила:

– Чего вы от меня хотите?

– Я же ясно сказала. Если у вас не выйдет с детьми – оставь моего сына в покое.

– И какой же срок вы нам отводите на попытки?

– Года более чем достаточно, чтобы понять, что да как.

– Значит, если я не забеременею в течение года, мне, по-вашему, нужно будет расстаться с Тамом?

– Идиотская какая кличка!

– А ему нравится. Значит, год?

– Год.

– Что ж… А если у меня… у нас всё же получится? Что тогда? Вы примете меня как дочь?

– Неужто бы тебе того хотелось?

Вета опустила взгляд туда, где её пальцы нервно комкали край белоснежной скатерти.

– Ради него – почему нет? Кеша наверняка был бы рад, если бы мы подружились. Он… вас любит, Сара Измайловна.

Голос Веты дрожал, выдавая сжирающую её боль. Но ей было уже всё равно. Не осталось ни гордости, ни желания что-то кому-то доказать. Только страх остаться одной, если ничегошеньки не получится. И ужас от того, что она пошла на сделку, на которую вроде бы могла не идти. Но и не идти не могла тоже. Именно потому, что всей душой любила Когана. Именно потому, что хотела для него лучшей доли, чем собственная…

– Договорились, – кивнула Сара Измайловна и снова взялась за приборы.

Глава 24

В кои-то веки у них двоих выдался выходной. Наверное, его можно было провести с пользой. Но Вета тупо лежала на диване и пялилась в телевизор. Живот мерзко ныл, и она уже знала, чем всё закончится. Виолетта проходила через это десятки… десятки раз. Сначала с Сиваковым. Теперь и с Коганом. И если в первом случае на её стороне были время и молодость, то теперь она буквально слышала, как в ушах тикают часики, отсчитывая даже не срок её годности, читай – фертильности, а месяцы, дни, часы и минуты до того, как ей придется, выдрав из груди собственное сердце, уйти. Можно было, конечно, попытаться сделать ЭКО. Но врачи отводили по меньшей мере год на самостоятельные попытки забеременеть. А у неё был год всего… Она сама под этим сроком подписалась кровью. Да и не факт ведь, что то же ЭКО удастся. Вообще никаких гарантий.