Браконьеры - [9]

В машине сидел пес боксер. Сплющенная его морда вроде бы знакомая. Пес улыбнулся ему и дружески сказал «ха!». Итак, совпали признаки — автомобиль «Москвич» с мятым бампером (хотя сколько их таких!) и пес боксер. Значит, Ванька здесь.

— Здравствуй, — сказал Владимир Петрович собаке, и та стала вращать хвостовым обрубком. — Как тебя звать?

И постукал ей пальцем. Тотчас собачьи зубы клацнули у стекла. Владимир Петрович не отдернул палец, выдержал, усмехнулся даже.

— Как же тебя звать? — рылся он в памяти. — Что-то на «а»… Афродита, Анна, Афина, Афронт… Да ты же Яшка! — вскрикнул он и ладонью по стеклу ударил: вспомнил!

Собака, услышав свое имя, вертелась радостно.

— Яшка… Яшка… — говорил Владимир Петрович. — А где Иван?

В самом деле, где шатается Контактыч? Почему не заглянул к нему? Быть может, и старик здесь?

Надо ждать.

Владимир Петрович сел в папоротниках, на подушечку зеленого мха. Пекло голову и плечи. Чтобы не терять времени, он снял рубаху и загорал.

От машины шли запахи масла, бензина. В отблесках никеля и стекла дальние сосны приподнимались, пошевеливались.

2

Ивана он приметил по особенной его скачущей походке: тот не шел, а как бы перепархивал. Солнце, падавшее сверху и чуть сзади, облепило его бойкую фигуру. Уже издалека он стал махать рукой.

Они обнялись и потерлись щеками. Был Ванька свежий, в белой рубашке и шортах. Пах вкусно — копченой рыбой.

Владимир Петрович скосился на газетный сверточек в его руках, перекрученный крест-накрест веревочкой.

— Рыба?

— И какая! Смак.

Ванька развернул сверточек и показал Владимиру Петровичу копченых стерлядок. Глаза их были мертвы, носики долги и невинны, жирок выступал на иссохшей золотистой кожице.

— Душечки, горячего копчения.

Ванька причмокнул, сложив губы в дудочку. И подразнил Владимира Петровича:

— Съем сам, а тебе не дам.

— Малинкин продал? — спросил Владимир Петрович, ощущая, как натягивается кожа на скулах. «Собака, — думал он. — Мне не дает, собака».

— Конечно, он, гроза здешних вод, пират, флибустьер и мой благодетель.

— Сколько взял?

— Э-э, у нас свои расчеты.

— Мне он не говорил о копченой стерляди.

— Бэби! — захохотал Ванька. — Здесь у каждого рыбака своя коптилка, и у него, конечно. А эти вот субъекты закопчены на ольховых дровишках. Говорят, так вкуснее. Яшка, бегай!

Иван открыл дверцу и бросил на сиденье стерлядок. Ясно, в них он вкладывает тайные намерения. Какие? И почему молчит о старичке?

Яшка бегал, трещал кустами. Иван восхищался пейзажем и говорил о желании пожить здесь, в палатке, есть вареную стерлядь, любить простую женщину (и подмигнул при этом).

— Здесь не только едят, — возражал Владимир Петрович. — Здесь косят, доят, пашут.

Владимир Петрович сощурился на лицо Ваньки, поцарапанное узкими морщинками. И догадался — это прочерки мозговой усиленной работы. Наверно, легкость Ваньки, его летучесть, не свойство, а тактика.

Морщинки имеют нитяную узость. Да, он физически слаб и постареет рано. Он, собственно, уже стар.

Морщинки пронырливые… Они показывали: человек этот, сильный связями, бездарен в остальном. Мелкими расчетцами живет.

Вот хлопочет, толкает в науку, надеясь сесть на его место. Так они договорились. Что же, быть завом фотолаборатории лесоустроительного института для него хорошо.

Да, с Ванькой можно не церемониться, но и опасно торопиться. Владимир Петрович повел разговор о своем отдыхе.

Говорил долго. Яшка уже набегался и лежал в тени машины, а Владимир Петрович все рассказывал о тонкостях ловли рыбы на перемет, о породах червяков: навозных, подлиственных, дождевых.

Как он и рассчитывал, Ванька не выдержал.

— Говорил о тебе, — сказал многозначительно Иван.

— Ему?

— Ага.

— Спасибо. Ну и как?

— Он ничего, их институт заваливает эту тему. Ну-ка, повтори мне. Значит так: высокий электростатический контраст изображения. Верно?

— Я еще что-нибудь придумаю, — сказал Владимир Петрович. — Главное в другом. Ты знаешь, в работе я вол, бульдозер.

— Это мы помним, это скажем. Итак, ксерография, электростатический контраст фотоизображения. Все верно, шеф мне сказал, что тема стоящая, что он за. (Владимир Петрович опустил голову, чтобы скрыть блеск глаз.)

— А хорошо здесь, — легкомысленный Иван завертел головой. — Воздух, зелень. Ей-богу, оставлю их на даче и кинусь сюда. Ну их, надоели.

— Значит, они где-то здесь? — осторожно спросил Владимир Петрович.

— В Глагольевке у старика дача, им стерлядь везу. Может, еще разок заскочу и обговорим все. Либо дам знать письмом: ваша встреча нужна, да… Личный контакт и вроде нечаянный… Угу? — А Иван стал хлопать его по животу и приговаривать: — И в люди выйдешь, и доктора получишь, и инфаркт заработаешь. (Лицо его смешливо вздрагивало, морщинки ходили по нему, то ускользая в поросль рыжей бороды, то появляясь вновь.)

Они расхохотались. Пес Яшка, мотая головой, тоже стал смеяться — скалясь.

— Ты не ликуй, еще рано, — предостерег Иван. — Старик с замочком. Антикварный тип! Библиотека — ахнешь, но книжицу только покажет, а в руки не даст. Вся мебель его — резной дуб, прошлое столетие. Лидка чулки без конца рвет. И те-емно от мебели. Освещение же свечное, канделябры из бронзы, фигурки.