Брак по-американски - [91]

— Странно, — сказала я, — до сих пор в моей жизни ещё не было ни одного мужчины, с которым бы я была близка, а он меня в ответ не обидел!

— Я буду первым, клянусь! — Рвачёв обнимал меня под курткой. — Ты замечательная, ты сама не знаешь, какая ты замечательная!

Потом мы поехали в маленький ресторанчик. После холода пили горячий чай с молоком. Рвачёв вынул толстую пачку бумаг.

— Я тут составил наше контр обвинение в адрес твоего бывшего. Почитай.

Контр обвинение состояло из двадцати четырёх пунктов. В основном это было изложение моего последнего письма адвокату Гарика, переведённое на язык судебной терминологии, со всякими юридическими оборотами.

Долг за кольцо, свадебные деньги, положенные Гариком в банк, долг Лишанским, мои расходы, тайный побег Гарика и тому подобное. Рвачёв добавил только про подслушку и про требование Гарика, чтобы моя дочь-студентка платила свою часть за квартиру. Теперь уже я выступала как страдающая морально и физически сторона. Общий итог моих претензий к Гарику выливался примерно в 150,000 долларов.

— Получить бы хоть половину и забыть всё, как кошмарный сон! — размечталась я.

— Погоди, может, получишь и больше. Я тут составил ещё одну бумагу. Требую представить на рассмотрение судом все финансовые бумаги твоего Гарика — налоги, банковские счета, чековые записи и прочее. Увидим, чем он дышит, голубчик.

— Да ничем он не дышит! — устало проговорила я. —

Пустое это всё. Он бедный, как церковная крыса.

— Посмотрим! — набычился Рвачёв. — Я с него шкуру спущу!

Мы пили горячий чай, играла музыка. На улицу, в холод, идти совсем не хотелось.

— Тут есть один щекотливый вопрос, — проговорил Рвачёв, листая бумаги. — То, что я составил, обычно стоит тысячу долларов.

— Но ведь мы договорились, что ты берёшь триста за все бумаги и пятьсот за суд.

— Правильно, но сейчас я составил бумаги, цена которых значительно выше! И я не прошу с тебя тысячу, заплати мне шестьсот и всё!

— Ничего себе! Ты с ума сошёл! Откуда у меня ещё шестьсот?

— Я с ума не сошёл! Труд стоит денег, и он должен быть оплачен!

— Лёша! Мы договорились с тобой заранее, иначе я бы не согласилась!

— Слушай! Кончай торговлю! Адвокаты берут минимум сто пятьдесят долларов в час. Я потратил на эти документы восемь часов. Посчитай!

— Я ничего не понимаю! При чём тут сто пятьдесят в час? Мы так не договаривались!

— А у меня семья! Моя жена умеет считать! Она уже и так ревнует! Теперь она следит за каждой копейкой, которую я с тебя беру! Как я объясню ей, что проделал такой труд бесплатно?

— Какое мне дело? Ты обещал за бумаги взять триста. Скажи ей правду!

— Триста — это только за просмотр бумаг от адвоката твоего мужа! За составление бумаг — другая цена!

— Ты раньше о ней не говорил!

— Ты ведёшь себя, как типичная русская! Как торговка! Я работал, ты понимаешь? Это мой труд, он должен быть оплачен! Иначе я вести твоё дело не могу! Ищи себе другого адвоката!

— Ну, хорошо, — сдалась я, — но сейчас я могу тебе дать только сто. Через две недели ещё двести пятьдесят, потом ещё двести пятьдесят. Я на эти траты не рассчитывала. Я выпишу тебе банковский чек, который пойдёт на мою кредитную карту. А всё сразу я заплатить не могу, у меня нет!

— Согласен, — буркнул Рвачёв.

Я выписала чек и встала.

— Вези меня домой!

— Ты что! Уже поздно, жена меня убьёт!

— Тебе на машине поздно, а мне на метро не поздно? — возмутилась я. — Всё! Хватит! Я этими свиданиями сыта по горло! Увидимся в суде, звони мне только по делу!

Я схватила свою куртку, выскочила на улицу и зашагала к метро. Все мужики — скоты! И этот не исключение!

ДОЧКА

Приближалась зима. Вдруг стало очень холодно. Пальто и брюки не спасали от пронизывающего ветра. И тут я вспомнила про свою тёплую куртку, которую носил Гарик. Я достала её из шкафа и решила снести в химчистку, после Гарика надевать было противно.

По привычке, перед тем как отдать куртку приёмщику, я сунула руку в карман. Там лежала какая-то бумажка. Это оказался старый чек из магазина. На обратной стороне незабываемым почерком Гарика было написано: «На счастье дана, на шею».

Видимо, эта умная мысль пришла к нему по дороге, и он посчитал её такой важной, что решил тут же записать, чтобы она не ушла с такой же лёгкостью, как пришла. «Что бы это значило? — подумала я. — Надо показать маме».

— Всё понятно! — усмехнулась мама. — Это из Чехова. Там старый муж любил повторять красавице-жене, что она ему на счастье дана, а потом выяснилось, что не только на счастье, но и на шею! Гарик-то у нас грамотей, Чехова помнит. А знаешь, почему он так скоропалительно это записал? Вот, представь себе, зимний холодный день. Гарик идёт по улице и думает. Обрати внимание: куртка — зимняя, Гарик её носил в январе, то есть сразу после свадьбы. О чём же думает человек сразу после свадьбы? А думает он о том, что его жена, которая, он надеялся, дана на счастье, тяжким грузом повисла у него на шее! Сразу после свадьбы — я была грузом у него на шее! Эта мысль так поразила его больной разум, что он остановился посреди улицы, схватил первую попавшуюся бумажку в кармане и записал: «На счастье дана, на шею».