Брачный сезон в Уинчестере - [45]

Прочтя письмо, Эдмонд побледнел. Господи, неужели?

За это время он присмотрелся к Мэйбл. Как ни царапала его обида, как ни унижало её пренебрежение, Эдмонд видел, что она обаятельна, талантлива и мила, а про мысли о её красоте ему становилось столь тягостно, что от боли и желания сводило зубы. Девэрилл не очень-то верил в убежденность Арчибальда, что она захочет примирения, но вот, Кемптон оказался прав. Но что дальше? Как ни хотелось Эдмонду наладить наконец хоть какое-то подобие семейной жизни — Девэрилл хорошо помнил жёсткий совет Кемптона.

В ответном письме, на которое Девэрилл потратил всю бессонную ночь, была выражена мысль, что он не понимает, что может быть в сердце и душе женщины, сказавшей пред Богом у алтаря «да», а через час изменившей своему слову. Любой мужчина хочет быть любимым, ему же достаточно дали понять, насколько он любим. Он никогда не будет в состоянии делить брачное ложе с той, что заявила о презрении к нему. Как только умрёт его отец, которому их развод нанёс бы огромную душевную травму — он, Эдмонд Девэрилл, немедленно прекратит комедию совместного проживания под одной крышей.

Прочтя эти строки, Мэйбл почувствовала, что под ногами её кружится пол.

Глава 17,

в которой мистер Раймонд Шелдон засыпает усталым и обессиленным, просыпается испуганным, а по ходу повествования становится просто несчастным.

Шелдон, вернувшись домой, долго не мог придти в себя, но когда наконец успокоился, счёл происшедшее у Грэхемов благом. Раймонд не мог сказать Пэт о своей любви, но теперь её слова, в которых Шелдон, по размышлении, не увидел ничего, кроме добродетели и здравомыслия, вынудили его к откровенности. Её подозрения виконт счёл вполне обоснованными — он не мог быть искренним в этих отношениях, не мог ничего добиваться и даже сказать ничего не мог — что же она могла заподозрить? Шелдон надеялся, что теперь Пэт поймет его, пожалеет и… если не полюбит, то хотя бы перестанет избегать, заставляя ревновать и мучиться. Только одно на мгновение порадовало, всколыхнуло и обожгло душу. Его невольно вырвавшееся признание, он видел, хоть и удивило Патрицию, не было ей неприятно! Она растерялась, но на её лице Шелдон не прочёл отвращения или отказа. Это позволяло надеяться, пусть не на взаимность…

А на что?

Неожиданно Шелдон понял, как хочет её любви, как пьяница — вина, он алкал и жаждал, чтобы она искала его взгляда, растворялась в нём, чтобы находила в этом счастье и, как и он, не могла прожить без него и дня. Но тут же его лицо исказила гримаса боли. О чём он мечтает, безумец? Как будто у него есть право требовать от неё любви. Теперь, когда всё волей случая прояснилось — он снова попал в тупик. Подобные отношения, Раймонд понимал это, долго продолжаться не могут, в них слишком много пищи для дурной молвы, он не может позволить себе скомпрометировать Пэт, нужно решиться на что-то. Сегодня суббота. Завтра утром он пойдет в церковь, будет молить Господа о помощи, об укреплении его души, потом упадёт в ноги отцу. Сердце Раймонда болезненно сжалось. Отец не может не понять его. Он сжалится. Это огорчит его, но он сжалится…

Но это огорчит его. Почему всё так нелепо? Шелдон всей душой любил отца, сердце сжимало болью от одной мысли опечалить человека, всегда проявлявшего о нём самую трепетную заботу, столь благородного и щедрого. Он расстроится. Отец, столько вложивший в него, столь гордящийся им — будет вынужден стыдиться его выбора, отвечать на исполненные злорадства насмешки… Почему так, Господи?

Раймонд всегда думал, что в этом мире действует незыблемый, исполненный мудрости Божественный Промысел, и всё в мире провиденциально. Промысел Божий, полагал он, есть непрестанное действие всемогущества и благости Божией, которым Бог сохраняет бытие, а возникающее через удаление от добра зло пресекает или исправляет, обращая его к добрым последствиям. Его учитель, преподобный Джеймс Хоуп сказал, чтобы увидеть Бога в Его Промысле, нужна чистота разума, сердца и тела, а для достижения чистоты необходимо жить по заповедям Спасителя. Шелдон верил в это. Его усилия на пути — нет, не святости, он не был самонадеян, но поисков её, заставляли его всем напряжением душевных сил искать целомудрия, истины, веры. Раймонд верил, что на праведном пути избежит горестей, сожалений, печальных прозрений и раскаяния.

Он старался жить по-божески.

А что в итоге? Непонятная, слепая сила вынуждает его не только потерять голову в безумной страсти, сходить с ума, не спать ночами в жажде запретного, но причинить боль самому дорогому для него человеку, а в будущем, возможно, обречёт и сугубым скорбям… За что, Господи? Что он сделал не так? Раймонд в изнеможении прилёг на постель, веки его сразу отяжелели. Нервничая и ревнуя, он плохо спал несколько последних ночей и сейчас провалился в глубокий сон, как в бездонный колодец. «Бесформенный хаос прекрасных форм, свинцовый пух и ледяное пламя, недуг целебный, дым, блестящий ярко, бессонный сон, как будто и не сон…»

* * *

Он шёл в чёрной университетской мантии под стрельчатыми арками коридоров Кембриджа, пока не оказался перед тяжёлой дубовой дверью, — как та, что вела в библиотеку Грэхемов, она распахнулась — и оттуда взметнулся, оледенив душу ужасом, рой страшных чёрных нетопырей. В пустом помещении, открывшемся ему, стоял гроб. Шелдон почему-то страшно испугался. Ему показалось, что в этом гробу она, Пэт, и на душу пахнуло могильной сыростью погреба. Она умерла! Пол закружился под его ногами, однако он устоял, опершись о колонну, обхватив её руками. Но вот на фоне окна неожиданно мелькнул её силуэт. Он смог вздохнуть. Господи, она жива… Раймонд приник лбом к ледяному мрамору, отдышался, потом медленно приблизился к гробу — и замер в новом ужасе.