Брачный сезон, или Эксперименты с женой - [27]

Значит, остается Мария. У нее, по крайней мере, муж не гений, а всего лишь погибший летчик-испытатель. Да и тот, как выяснилось, вырезан из журнала.

Придя в себя и выпив еще один стаканчик шипучего аспирина, я набрал номер мадам Еписеевой. Как назло, в трубке опять раздался мужской голос (день, что ли, сегодня такой!). На сей раз это был хулиган Елисеев.

– Маму позови, пожалуйста, – нехотя попросил я.

– О! – обрадованно вскрикнул хулиган. – Арсений Кириллыч! Вы, говорят, скопытились?

Пришлось выдавить утвердительный ответ. Радость хулигана была безмерна.

– А я уж тоже хотел было врачиху вызвать, – объявил мерзавец ликующим голосом, – да вы меня опередили!

– Так где мать? – не выдержал я.

– Мамец на работе, – торжествующе выдохнул хулиган.

Опять невезуха. Прямо чертовщина какая-то. Только человек заболеет, соберется отдохнуть – и не с кем! Я повесил трубку.

Где, интересно, Маша работает? Надо будет спросить при случае.

Я решил прогуляться в одиночестве. В окрестностях дома. Или, по крайней мере, двора. Я как-никак больной.

Выйдя из подъезда, я стал нелегкой матросской походкой пересекать двор. Сгущались сумерки. Вокруг было пустынно. Только где-то вдалеке то разгорался, то затухал огонек сигареты. Кто-то курил и, судя по частоте вспышек, довольно нервно. А вот этого курильщика надо бы обойти. От греха. А то мало ли что?

Изменив траекторию, я зашагал в противоположную сторону. Оглянувшись, увидел, что огонек тихонько двигается за мной. Пришлось прибавить шаг. Огонек не отставал. Только вспышки еще более участились и стали похожи на бортовые огни самолета.

Когда я готов был уже обратиться в позорное бегство, за спиной раздался знакомый голос:

– Арсю-уш! Обожди…

Это был Виталька Рыбкин. Странно, почему, живя в соседних домах, мы прежде с ним не встречались?

Он ухватил меня за хлястик:

– Ну ты просто джип-внедорожник какой-то. Не догонишь! Ралли Париж-Дакар. Тысяча миль в дерьме и песке!

– Это комплимент? – обиделся я.

– Ну конечно, – почему-то испугался Виталька и умоляюще заглянул мне в глаза. – Слушай, Кириллыч, у тебя ночь скоротать можно?

– Но пока еще день, – удивился я и поправил хлястик пальто.

– Жена, понимаешь, вернулась… Так я заранее, – Рыбкин боязливо покосился в сторону своего окна.

– И поэтому ты не можешь ночевать дома?

– В том-то и дело!

– Ага! – догадался я. – Она застала Ларису?

– Это долгая история, старик, – горестно проронил торговец кетчупом и важно добавил: – Но я же не мальчик какой-нибудь, чтобы вот так явно… анекдотически…

Рыбкин потерянно замолчал, но я понял, что его жена Ларису и в глаза не видывала. Виталька по-собачьи посмотрел на меня и опять спросил:

– Ну так можно? А? По старой дружбе…

Я вспомнил, как он выручил меня нынешней ночью, и согласился. Так и не надышавшись вдоволь свежим воздухом, я потопал домой. Рыбкин тащился сзади.

Войдя в мои апартаменты, Виталий скептически оглядел стены с отставшими обоями и предложил:

– Может, сбегать? Деньги есть. Успел захватить… – Он вынул из кармана мятую зеленую бумажку.

Я покачал головой.

– Нет, пас.

– Ну смотри. А я опять вистую, – с деланным весельем сказал Рыбкин и пояснил: – Другого выхода нет. Надо чуток расслабиться после такой встряски.

Он тихо прикрыл за собой дверь и лисой заскользил по лестнице. Не успел я вскипятить чайник, как он уже вернулся с бутылкой водки и банкой помидоров.

– Вот! – Виталька водрузил эту нехитрую снедь на стол.

Я сел на диван и спросил его:

– Так что там у тебя произошло-то? Что, жене отдых пришелся не по вкусу?

Виталька с хрустом сорвал бутылочную голову и плеснул в стакан водки. Вылив содержимое рюмки себе в пасть, он подцепил помидорину и ответил:

– Да нет, отдохнула-то она как раз хорошо. Загорелая явилась, как кожаный диван… Будь я разведчиком, все углы в квартире бы обнюхал перед ее приездом, но, увы, я не разведчик.

И Рыбкин опять выпил.

– Похоже, Лариса что-то забыла? – глубокомысленно предположил я.

– Забыла! – передразнил Виталька. – Эти бабы вечно что-то забывают! Без этого они никак. То трусы под подушкой, то заколку на унитазе. Ну это барахло я научился отслеживать. Трусы и заколки в первую очередь проверяю. Но чтобы заметить то, что оставила эта родственница поэта, надо быть либо разведчиком, либо… обычной бабой!

Я опешил. Интересно, что такого можно забыть, чего мужчина в здравом уме и твердой памяти заметить не способен?! Рыбкин наверняка перед приездом благоверной постарался замести следы.

Тем временем он продолжал:

– Зашла Светка в ванную и тут же выскочила с таким воплем, будто нашла там по меньшей мере с десяток трупов. Я спрашиваю: что такое, любимая? А она мне по морде хрясь…

– И что же там было?

– Что?! – Виталька сардонически ухмыльнулся. – Волос какой-то. На полу под зеркалом. И как только разглядела? Вот ведь штука!

– Что еще за волос? – не понял я.

– Баба, вопит, у тебя была, и волос под нос сует. Глянул: и правда, Ларискин вроде волос-то. Светик, говорю, это же твой собственный, посмотри получше. А она мне опять хрясь по морде и снова в крик: врешь, скотина!

– Чудеса! Чудеса внимательности. Ей бы на конвейере на оптическом заводе работать. Линзы проверять.