Брачные игры каннибалов - [49]

Он аж затрясся при одном воспоминании, и это неудивительно. Для католического миссионера встретить кита посреди океана весьма символично.

– Больше рыб мы не видели, – продолжал он. – И ничего не поймали. А потом на лодку села птица, и я ее схватил.

Я спросил, где они брали воду.

– Один раз пошел дождь, и мы набрали литра три.

– И все? – ужаснулся я. – Одна птица и три литра воды?

– Угу.

Несчастные миссионеры проплавали три недели. Когда волны грозили перевернуть лодку, они включали мотор, но по большей части плыли в тишине по самому большому океану в мире. Они молились. Постоянно. И видимо, кто-то их услышал: их подобрали корейские рыбаки и отвезли в Папуа – Новую Гвинею. В конце концов, они вернулись на Тараву и с тех пор мучаются угрызениями совести. Мало того что католической школе пришлось заплатить кругленькую сумму за перелет с Папуа – Новой Гвинеи – нигде в мире перелеты не стоят так дорого, как в Тихом океане, – они вдобавок лишились своей лодки.

И все же, несмотря на страх потеряться на огромном океанском пространстве, я решил, что должен приобрести хотя бы частичку мореплавательского опыта. В конце концов, я же жил на атолле в самом центре крупнейшего океана в мире, океана, чьи звуки окружали меня постоянно. Поскольку атолл – очень маленькая территория, расширить картину мира можно было, только выйдя в океан. Я договорился с Битаки, моим товарищем по игре в футбол, что мы сплаваем на рыбалку с его братьями, которые обычно промышляли у берегов Майаны – ближайшего острова к югу от Таравы. Я рассказал о своих планах Сильвии, и та ответила:

– Никуда ты не поедешь.

– Что значит – «никуда не поеду»?

Я-то тогда уже решил для себя, что буду ездить на рыбалку каждую неделю. Нет, каждый день. Стану профессиональным рыбаком. Загорелым до черноты, с обветренной кожей. От меня будет пахнуть рыбой. И прозовут меня Морским Псом.

– Это значит, – ответила Сильвия, – что, когда мотор сдохнет и вы поплывете по течению – а именно так все и будет, – ты не проживешь и двух дней. Кожа полопается, от обезвоживания, ты ослабеешь, а поскольку на лодке ты будешь самым бесполезным грузом, остальные наверняка начнут рассматривать тебя как потенциальный источник пищи.

Мне такая перспектива не понравилась.

– К тому же, – продолжала Сильвия, – если ты пропадешь без вести в океане, кто будет ходить за продуктами? И как насчет тех дней, когда твоя очередь готовить ужин?

Чувствуете, как она меня любит?

Тем не менее я не отказался от своих планов, потому что уже провел черту и обратного пути не было. Но на всякий случай все-таки запасся солнцезащитным кремом и взял побольше воды, а также задумался о том, чем смогу быть полезен, случись нам потеряться в Тихом океане, но, увы, не придумал ничего, кроме как быть акульей наживкой.

На следующий день Сильвия пришла домой и сказала, что говорила с Темавой, сестрой Битаки. Темава работала в Фонде народов специалистом по экологическому образованию. Мне иногда казалось, что у любого жителя Таравы есть родственники в Фонде народов.

– Она сказала, что Фарук ходил на рыбалку с ее братьями.

– Эээ… ну и как?

– Спроси сам.

Я почувствовал западню.

Фарук был мужем Темавы. Как и каждый второй иностранец на Тараве, он был миссионером. Однако от других его отличало то, что он был мусульманским миссионером из Ганы. Для женщины ай-кирибати, ищущей способ вырваться из оков традиционного островного общества, нет лучше пути, чем выйти за мусульманского миссионера из Африки. Это стремление к независимости и привлекло Сильвию, когда она наняла Темаву на работу. Та тогда была на восьмом месяце второй беременности. Выпускница экологического факультета, получившая образование в Канаде («Как же там было холодно», – вспоминала Темава), она вовсе не стремилась устроиться на пожизненную вакансию в государственную компанию, а искренне мечтала заниматься тем, что поможет ей «изменить мир». Глядя на нее, в это можно было поверить.

Ее муж Фарук был тихоней с тонким чувством юмора.

– Мужчина входит в бар и говорит: «Аллах акбар». Что нужно сделать?

– Что?

– Пригнуться!

Пока Фаруку не удалось обратить в ислам ни одного жителя острова. Даже Темава не решалась на этот шаг, но Фарук не унывал и, чтобы поддерживать семью, устроился водителем микроавтобуса. Когда я спросил его, каково рыбачить на Кирибати, он просиял и ответил:

– Никогда в жизни мне не было так страшно!

Я говорил, что Фарук воевал с русскими в Афганистане? Нет? Так вот, воевал. Он был одной из тех бесстрашных душ, чья жизнь – одно сплошное приключение. Жил в полном согласии с собой, излучая ауру сверхъестественного спокойствия. Поэтому, услышав, что ему было страшно рыбачить с братьями жены, я навострил уши.

– Хотелось лечь на дно, закрыть глаза и представить, что я не здесь, я не здесь! Волны были такие большие, а лодка прыгала вверх-вниз, вверх-вниз! Мне было очень плохо, – признался он, – но лечь я не мог.

– Почему?

– Вычерпывал воду. Лодка-то дырявая. Двенадцать часов я только и делал, что блевал и вычерпывал, блевал и вычерпывал.

Один ноль в пользу Сильвии.

К счастью, скоро моя мечта реализовалась, хоть и вынужденно. Мы планировали слетать на Майану с Бвенавой и Атенати, которая тоже работала в огороде Фонда народов, и провести занятия по правильному питанию и садоводству в каждой из деревень острова. Однако самолет «Эйр Кирибати» снова сломался, а запчасти летели к нам с другого конца света. «Эйр Кирибати», как понимаете, ненадежная авиакомпания, и потому перед нами встала необходимость путешествия морским путем. Можно было бы предположить, что, учитывая постоянные косяки с перелетами, правительство Кирибати должно было бы озаботиться проблемой морского сообщения между островами, но оно этого не сделало. На Кирибати есть одна скрипучая ржавая посудина, периодически совершающая плавания на дальние острова, чтобы доставить провизию и забрать груз копры – сушеного кокосового волокна, которое используется при изготовлении мыла и масел и является единственным источником дохода жителей дальних островов. Расписание этого корабля остается загадкой для многих, его почти никто не видел, и между его рейсами порой проходит по четыре месяца. Просьбы жителей дальних островов наладить более частое сообщение рассматриваются и игнорируются. Острова, которые сконцентрированы группами, давно скинулись и купили собственные суда. Собственная лодка есть на Абайанге, Онотоа и многих других островах. Строит эти лодки Джон Терстон, калифорниец, вот уже как тридцать лет покинувший родные Штаты.