Брачные игры каннибалов - [15]

Тут между гребнями поднимающихся волн я увидел старика, сидевшего в лодке. Это было маленькое каноэ длиной примерно в девять футов с одной перекладиной для равновесия. Поднимаясь на волнах, оно словно становилось частью неба. Выбрав волну, которая ему особенно нравится, старикан принимался грести изо всех сил и, поймав шестифутовую волну, катался на ней. Перед тем как та падала и разлеталась брызгами, он переставал грести, а потом с яростным упорством направлял лодку обратно в бушующий океан. Лодка скакала по волнам. Сзади тенью подкатила новая волна – высоченная гора воды. Она поднялась отвесной стеной, нависла и обрушилась. К берегу ринулась белая пена, а старикан, с голым торсом и напряженными мышцами, с пересушенной солнцем кожей, в дурацкой шапке, похожей на колпак волшебника, поплыл вперед и оседлал белый гребень, который снова обрел форму, превратился в волну и вынес его на берег.

Я последовал за ним, ступая против течения и седлая волну, где только возможно. Приблизившись к берегу из белого песка вперемешку с острыми обломками серых кораллов, я увидел, что старик разбирает дневной улов. На мелководье стояли дети, и он передавал им рыбу. Потом местный житель поднял свою лодку, уложил на плечо и исчез на узкой тропке, которая вела в кусты рядом с нашим домом.

Это были южные моря моей мечты. Ошеломляющая красота природы. Трудности, в которых я смогу проявить свое мужество. Акулы. Невыносимая жара. Бушующие волны. Благородные туземцы, с безмолвным героизмом совершающие ежедневные подвиги. Я знал, что мне здесь понравится.

А потом увидел это. Оно расположилось между мной и берегом. Оно было огромно. Никогда в жизни я не видел ничего подобного. Я чувствовал его мощь. Мне стало очень, очень страшно.

Это была огромная коричневая задница.

Ее обладатель, настоящий гигант, присел на мелководье, держась за выступ коралловой скалы. А потом сделал свое дело. И еще раз. Это напоминало утечку нефти – вязкая коричневая жижа. Закончив, он вытерся палками. Даже не листьями, а палками. Маленькими веточками. От дерева.

И они поплыли ко мне. Оседлав волну, веточки приближались. Я стал для этих оскверненных веток путеводной звездой. Куда бы я ни свернул (а двигался я быстро), они словно преследовали меня. Они меня окружали. Я начал материться. По-голландски. А это случается, лишь когда во мне пробуждается нечто первобытное.

– Podverdomme!

Я побежал вдоль берега. Если бы я плыл, то двигался бы быстрее, но нырнуть я не решился. Только не здесь. Не во время отлива. Отойдя на приличное расстояние от экскрементов, плывших в мою сторону, я зашагал к берегу. Однако между мной и землей сидели на корточках два мальца. Я рассчитал траекторию с учетом точного направления и скорости отлива, расположения луны на небе и ее фазы. Обозначив таким образом безопасный путь, побрел по диагонали к берегу между двумя потоками, стараясь не встречаться глазами с малышами.

Я знал, что должен извлечь из этого какой-то урок. Правда, не представлял какой, но мне явно следовало изменить свое поведение. Умерить пыл. Начать смотреть на вещи иначе. Ведь мы были уже не в Вашингтоне. В Вашингтоне тоже полно дерьма, но это дерьмо фигуральное. На Тараве дерьмо было реальным. Может статься, что скептицизм Кейт обоснован, и Тарава в самом деле – катастрофа в действии. Но мне это место пока казалось раем. Видимо, оно было и тем и другим. Здесь прекрасное соседствовало с ужасным, противоположные полюсы сходились. Я понял, что выживание на Тараве будет зависеть от того, как мы научимся реагировать на абсурдные ситуации, и потому решил, что буду игнорировать дерьмо. Просто притворюсь, что его там нет, и сосредоточусь на романтическом и смешном, разноцветных закатах и т. п. Ведь если этого не сделать, дерьмо на Тараве сведет с ума кого угодно. Без шуток.

Глава 5

В которой Автор пренебрегает пространственно-временным континуумом и распространяется на темы, имеющие некое отношение к предмету сего Повествования, точнее, рассказывает историю Острова в свободном изложении.

Давным-давно Тараву сплел Наро-Создатель. Он был пауком и, взглянув на свое творение, решил, что оно ему нравится. Наверное, потому, что был пауком. Затем Наро-Создатель рассеял песчинки с Таравы по ветру, и из них родились другие острова. Эти острова стали называться Тунгару. Наро-Создатель сотворил полубогов и людей, и те стали плодиться, однако полубоги почему-то вымерли, и вскоре остались только люди. Потом Создатель сотворил Далекие земли и послал Мудреца Наро присматривать за Землей белых духов, ай-матанг, а Наро Хитрого – за Землей черных духов. Спариваться этим двум видам духов не рекомендовалось.

Я иногда жалею, что Наро так поскромничал. В качестве источника всей жизни на Земле Тарава выглядит явно неубедительно. Какая песчинка, к примеру, привела к образованию евразийского континента? Почему нельзя было оставить эту песчинку на месте? А песчинка, из которой родился остров Бора-Бора? Неужели нельзя было оставить пару песчинок хотя бы для того, чтобы на абсолютно плоском и скучном острове возник хотя бы холмик или даже гора? Исколесив весь атолл двадцать раз вдоль и поперек на подержанном горном велосипеде, который никогда не видел ни гор, ни пригорков (и не увидит) и даже не требовал переключения скоростей, я понял, что Наро, в отличие от большинства богов, был скромнягой и любил экономить, не тратиться по пустякам. И хотя мне кажется, что подобные качества для богов весьма похвальны, все же хотелось, чтобы бог Таравы был чуток поамбициознее. Здесь, конечно, тоже есть чем восторгаться – в конце концов, это тропический остров. Но одного не изменишь: он очень-очень маленький.