Божья воля - [60]

Шрифт
Интервал

А Алексей между тем продолжал, всё более и более понижая голос:

— Стало, всё дело во времени. А коли так рассуждать, всем вам — и тебе, и Василью, и верховникам, и господам Сенату ведомо, что такова была воля государя-батюшки… Что кабы не болесть эта лихая, повенчался бы он с Катей неукоснительно. Потому сильно её любил и таково у него желание было. Верно аль нет?

— Верно, верно.

— Ну так, по мне, кажись, нам против царской воли идти не след, а надоть его волю в точности исполнить…

Михаил Владимирович наконец понял, и радостная усмешка пробежала по его сухим бескровным губам.

— А, вот это хорошо! — шёпотом воскликнул он. — Это ладно придумано!

Лицо Алексея Григорьевича сразу оживилось.

— Так, значит, так можно сделать?

— Не только можно, прямо — следует.

— Вот и я так думаю, — промолвил Алексей Григорьевич. — Потому всё едино бы было, если бы государь был жив. Да и нам спасаться след, — прибавил он ещё тише, — что там ни толкуй, а нас съедят, коли мы сами зубы не покажем. Теперь все встанут: и Голицыны, и Ягужинский, и Остерман… Надо их всех сократить, а без этого и думать неча…

— Верно, верно, одно спасенье, — поддакнул Михаил Владимирович.

— Только вот что, — раздумчиво произнёс старший Долгорукий, — а вдруг венчать не станут?

— Глупости! — хихикнул младший. — Как так не станут… Я сейчас попа притащу от Николы. Ты ему прикажи, нешто он посмеет ослушаться…

— И то верно, — согласился Алексей Григорьевич. — Так ты не мешкай, Михайло, — прибавил он, поднимаясь с дивана, — мешкать ноне нечего… Как раз всё провороним…

Но Михайло медлил встать.

— Чего ж ты сидишь? — спросил Алексей.

— А не всё ещё сговорено, — хитро улыбаясь, ответил тот. — Слушай, братец, я твою тайну не выдам и помогать буду, только и ты мне помоги.

— В чём это?

— А чтоб убивца-то Алёшина прибрать, как след.

Алексей досадливо махнул рукой.

— В такое-то время и ты о каких-то пустяках толкуешь!

Глаза Михаила Владимировича злобно сверкнули.

— Для тебя пустяки, — резко проговорил он, — а для меня нет… Чай, он мне не чужой, а плоть и кровь моя… Хороши пустяки.

— Да не о том я, — мягко заметил Алексей, испугавшись озлобления брата, которое вызвал своими необдуманными словами и которое всё могло испортить. — Совсем я не о том. Аль ты не знаешь, что за мной всё равно твоя послуга не пропадёт. Только дело обделай…

— Да я-то сделаю, а ты мне всё ж обещай накрепко, что Барятинского мне головой выдашь…

— Да, конечно, выдам, конечно, — поспешил уверить брата Алексей. — Не мешкай ты только, Христа ради… Поезжай поскорей да дело-то сделай… Поезжай. Надо поторапливаться.

— Ладно. Сделаю.

И Михаил Владимирович уехал, а к отцу подошёл Иван.

— Батюшка, — сказал он, — надо бы господ сенаторов оповестить.

— О чём ещё?

— Что государь умирает. Совсем ему плохо: без памяти лежит.

— Без памяти! — встрепенулся Алексей Григорьевич. — Слушай, Ванюша, не Сенат оповещать надо; Сенат и опосля узнает, ничего дурного не будет. А поезжай-ка ты лучше за Катей…

— За Катей?! — удивился Иван. — Вы же не хотели…

— Мало ль что не хотел, а ноне передумал… Поезжай, да поторапливайся.

Иван Алексеевич пристально поглядел на отца, но промолчал и торопливо направился к дверям.

«Ну что-то будет, — задумался Алексей Долгорукий. — Большое дело я замыслил, как бы не сорвалось. Одно из двух: или у трона вплотную стану, либо голову на плаху понесу… А выбирать не из чего. Так ли, этак ли, а коли придётся погибать, — всё равно погибнешь… А может, ещё и удастся выкарабкаться».

Тишина, стоявшая кругом, мёртвая, ничем не нарушаемая тишина, тоже удручающе действовала на его приподнятые, совершенно развинченные нервы. Эта тишина даже пугала его. Он то и дело подбегал к дверям царской спальни, с замиранием сердца прислушиваясь к малейшему шороху за дверями. Ему всё казалось, что вот дверь распахнётся, выйдет Блументрост и, понуро опустив голову, скажет:

— Всё кончено…

И когда действительно дверь с лёгким скрипом отворилась и в её прорезе показалась сухая длинная фигура царского лейб-медика, Алексей Григорьевич даже похолодел от ужаса, зашатался и едва удержался на ногах.

«Неужели мы опоздали?! Неужели всё уже кончено?!» — как молния прорезала его разгорячённый мозг ужасная мысль.

А когда Блументрост подошёл к нему, он даже испуганно шатнулся в сторону и зажмурил глаза.

Но Блументрост не заметил этого испуганного движения. Он медленно проговорил:

— Совсем плохо. Никакой надежды нет.

Точно гора свалилась с плеч Алексея Григорьевича. Тяжёлый вздох вырвался из его груди.

— Так он ещё жив?! — спросил он.

— Пока — да. А вы, lieber Furst, послали известить Верховный совет и Сенат?

Оповещать верховников не входило в расчёты Алексея Долгорукого. Напротив, чем меньше будет свидетелей при задуманном венчанье, тем лучше. Когда всё будет покончено, тогда не помешают. И конечно, он и не думал посылать гонцов с вестью о близкой кончине царя, но, не задумываясь ни на секунду, он поспешил ответить:

— Да-да. Конечно, оповестил. Должно, все сюда скоро соберутся…

Говоря это, он в то же время думал, устремив тревожный взгляд на дверь, в которую должна была войти Катя:

«Что же это, однако? Их ещё нет! Господи! Так и с ума сойти можно».


Еще от автора Александр Петрович Павлов
Петр II

Если Пётр I был «революционером на троне», то царствование его внука представляет собой попытку возвращения к временам Московской Руси. Пётр II предпочёл линию отца, казнённого дедом. Никогда ещё вопрос о брачном союзе юного государя не имел столь большого значения.Это был буквально вопрос жизни и смерти для влиятельных придворных группировок. Это был и вопрос о том, куда пойдёт дальше Россия…Вошедшие в книгу произведения рассказывают о периоде царствования Петра II, об удачливой или несчастливой судьбе представителей разных сословий.


У ступеней трона

Александр Петрович Павлов – русский писатель, теперь незаслуженно забытый, из-под пера которого на рубеже XIX и XX вв. вышло немало захватывающих исторических романов, которые по нынешним временам смело можно отнести к жанру авантюрных. Среди них «Наперекор судьбе», «В сетях властолюбцев», «Торжество любви», «Под сенью короны» и другие.В данном томе представлен роман «У ступеней трона», в котором разворачиваются события, происшедшие за короткий период правления Россией регентши Анны Леопольдовны, племянницы Анны Иоанновны.


Рекомендуем почитать
Хамза

Роман. Пер. с узб. В. Осипова. - М.: Сов.писатель, 1985.Камиль Яшен - выдающийся узбекский прозаик, драматург, лауреат Государственной премии, Герой Социалистического Труда - создал широкое полотно предреволюционных, революционных и первых лет после установления Советской власти в Узбекистане. Главный герой произведения - поэт, драматург и пламенный революционер Хамза Хаким-заде Ниязи, сердце, ум, талант которого были настежь распахнуты перед всеми страстями и бурями своего времени. Прослеженный от юности до зрелых лет, жизненный путь героя дан на фоне главных событий эпохи.


Честь и долг

Роман является третьей, завершающей частью трилогии о трудном пути полковника Генерального штаба царской армии Алексея Соколова и других представителей прогрессивной части офицерства в Красную Армию, на службу революционному народу. Сюжетную канву романа составляет антидинастический заговор буржуазии, рвущейся к политической власти, в свою очередь, сметенной с исторической арены волной революции. Вторую сюжетную линию составляют интриги У. Черчилля и других империалистических политиков против России, и особенно против Советской России, соперничество и борьба разведок воюющих держав.


Лихолетье Руси. Сбросить проклятое Иго!

Кровавый 1382 год. После победы на Куликовом поле не прошло и двух лет, а судьба Руси вновь висит на волоске. Вероломное нападение нового хана Золотой Орды Тохтамыша застало Дмитрия Донского врасплох — в отсутствие великого князя Москва захвачена и разорена татарами, степняки-«людоловы» зверствуют на Русской Земле, жгут, грабят, угоняют в неволю… Кажется, что возвращаются окаянные времена Батыева нашествия, что ордынская удавка навсегда затягивается на русском горле, что ненавистное Иго пребудет вечно… Но нет — Русь уже не та, что прежде, и герои Куликова поля не станут покорно подставлять глотку под нож.


Датский король

Новый роман петербургского прозаика Владимира Корнева, знакомого читателю по мистическому триллеру «Модерн». Действие разворачивается накануне Первой мировой войны. Главные герои — знаменитая балерина и начинающий художник — проходят через ряд ужасных, роковых испытаний в своем противостоянии силам мирового зла.В водовороте страстей и полуфантастических событий накануне Первой мировой войны и кровавой российской смуты переплетаются судьбы прима-балерины Российского Императорского балета и начинающего художника.


Пустыня внемлет Богу

Роман Эфраима Бауха — редчайшая в мировой литературе попытка художественного воплощения образа самого великого из Пророков Израиля — Моисея (Моше).Писатель-философ, в совершенстве владеющий ивритом, знаток и исследователь Книг, равно Священных для всех мировых религий, рисует живой образ человека, по воле Всевышнего взявший на себя великую миссию. Человека, единственного из смертных напрямую соприкасавшегося с Богом.Роман, необычайно популярный на всем русскоязычном пространстве, теперь выходит в цифровом формате.


Этрог

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.