Божьи дела - [16]
– Так-то, брат Авраам! – усмехнулся простуженный Ангел.
– Но я вам – не Авраам! – простонал я, теряя сознание…
28
Едва ли я понимал, куда иду и зачем.
Мне только хотелось убраться подальше от страшной больницы и по возможности разобраться в последних событиях.
Нелишне сказать, полагаю, что я по ночам сплю без снотворного, не боюсь темноты, призраков или страшных видений и вообще обладаю отменным психическим здоровьем.
К тому же профессия писателя приучила меня фиксировать и изучать всевозможные ситуации (ибо – как знать, что может сгодиться в работе).
И всему, что случалось со мной (до последнего времени), я, как правило, находил рациональное объяснение.
Вот и сейчас, говорил я себе, мне предстоит успокоиться и разобрать два возможных сценария.
По первому некие силы (в реальность которых так долго не верил) затеяли игру со мной в нового Авраама!
По второму вполне могло статься, что никаких таких сил в действительности не существует, а безумие последних дней – не что иное, как плод моей фантазии, воспаленной событиями тысячелетней давности!
То ли извне кто-то мучил меня (во что мне верилось по-прежнему с трудом!), то ли я себя сам истязал…
И тут я привычно просунул ладонь между пуговицами больничной пижамы и ощутил пупырчатые края послеоперационного шрама на груди.
Невозможно, подумалось мне, самого себя вскрыть, как консервную банку; и что есть мой шрам, как не зримое свидетельство грубого вторжения извне!
Но, бывало, припомнилось мне, у людей появлялись на теле порезы и шрамы безо всякого постороннего вмешательства!
Например, в современном Египте, я сам это видел в коптских монастырях, монахи через одного демонстрировали посетителям стигматы в известных точках на руках и ногах…
29
Итак, поразмыслив, я принял решение незамедлительно постучаться в двери ближайшей психиатрической лечебницы (мне было проще примириться с собственным безумием, нежели признать существование другой реальности!).
На ближайшей стоянке такси я забрался в машину и решительно скомандовал:
– В психушку, поехали!
– В какую желаете? – совсем, кажется, не удивился водитель, мужчина лет тридцати пяти, с круглым лицом и озорными глазами.
– В любую! – отважно ответствовал я.
– Их много в Москве! – засмеялся таксист и показательно принялся загибать узловатые грязные пальцы. – Имени П.Б. Ганнушкина на Потешной, имени В.А. Гиляровского в Сокольниках, имени Н.А. Алексеева на Загородном шоссе, имени З.П. Соловьева на Донской, №12 на Волоколамском шоссе, №14 на улице В.М. Бехтерева…
– Мне все равно, куда ближе, пожалуйста! – попросил я, поудобнее располагаясь на заднем сиденье машины.
– До Потешной нам ближе, – ответил он важно. – Но вам хорошо бы в Сокольники, к В.А. Гиляровскому.
– Куда ближе ехать, туда и поедем! – предложил я ему, почти теряя терпение.
– Ближний путь, – возразил он, – опять же необязательно самый короткий!
– Да кто вы такой? – закричал я, уже не сдерживаясь. – Поезжайте, куда было сказано, все!
– В Сокольники, в смысле к В.А. Гиляровскому? – переспросил он, как ни в чем не бывало, наивно помаргивая белесыми ресницами.
– Нет, – заорал я в голос, – к П.Б. вашему Ганушкину!
– Ваши денежки, как говорится! – воскликнул таксист.
– Мои! – автоматом выкрикнул я, параллельно осознавая, что именно денег у меня и нет.
– Ваши денежки – ваша воля! – пробормотал он, нажимая на педаль акселератора.
– Стойте, я вам солгал! – простонал я, дрожа всем телом. – Их у меня нет!..
– Нет – и не страшно! – удержал он меня, буквально в последний момент, когда я уже распахнул дверцу авто. – Я вас за бесплатно, пожалуй, домчу к В.А. Гиляровскому! – прокричал он, почти просительно заглядывая мне в глаза. – Великий был доктор!
– Но он давно умер! – воскликнул я, дернувшись.
– Умер давно, а дело его – живет! – подхватил таксист с восторгом.
– Да поехали, что ли! – махнул я рукой…
30
До Сокольников к В.А. Гиляровскому мы домчались, как мне показалось, в одно мгновение (впрочем, возможно, что я задремал и времени не замечал).
К моему изумлению, у проходной меня уже поджидали двое в белых халатах, с носилками.
– Я с дороги телефонировал им, чтобы встречали! – немедленно объяснил водитель, высунувшись по пояс в окно.
– Лягайте, как будто вы дома, Лев Константинович! – радушно приветствовал меня розовощекий санитар с маленькими, близко поставленными глазками и почти кукольным, крошечным вырезом рта.
– А как вы узнали, что Лев Константинович?.. – попятился я.
– Так вы мне сказали, а я уже им доложил, как положено, по телефону! – снова с улыбочкой пояснил таксист, выбираясь из машины и занимая позицию у меня за спиной.
И опять, с его слов, получалось правдоподобно (только я ничего такого не помнил!).
– Вы бы, Лев Константинович, лучше уже прилегли, – ухмыльнулся другой санитар, с воспаленным лицом, коренастый, без шеи, с кривыми ногами.
– Ребята вам дело советуют, Лев Константинович! – послышалось сзади.
– Да я в принципе не сумасшедший… – пробормотал я, затравленно озираясь по сторонам.
– Мы в принципе тоже! – заверил меня со всей серьезностью розовощекий санитар.
– Я всего лишь хотел… – выдавливал я из себя по одному слову. – Хотел посоветоваться… со специалистом…
В первом акте между Мужчиной и Женщиной случилось все, или почти все, что вообще может случиться между мужчиной и женщиной.Но дальше они превратились в людей. С болями, страстями, проблемами.Он, достигнув физической близости с Нею, желает открыть Ей всю душу и открывает. Она, подарив Ему всю себя, не может понять, чего ему еще надо?..
Место действия: у фонтана случайных и роковых встреч, в парке нашей жизни. Ночь. Из гостей через парк возвращается семейная пара, Туся и Федор. Федор пьян, Туся тащит его на себе. Он укоряет ее, что она не понимает поэта Есенина и его, Федора.Тут же в парке нежно и пылко обнимаются двое влюбленных, Оличка и Лев Кошкин (Ассоциация со Львом Мышкиным из «Идиота» Ф.Достоевского.)Тут же обнаруживается муж Олички, Электромонтер. Оказывается, он ее выслеживаетТут же возникают три хулигана: они выясняют отношения из-за собаки.Персонажи вступают друг с другом в сложные, сущностные взаимоотношения, на фоне бытийного бреда и уличных драк пытаются докопаться до самого дна гамлетовских ям: как и для чего жить? Кого и за что любить? И т. д.
Трагифарс для двух актеров. В трех частях. Старый профессор-литературовед, последователь Льва Толстого, собирается в поездку. Лезет в старый комод за носками, случайно находит пожелтевшее от времени любовное письмо, написанное его жене 50 лет назад. В то время, когда он был на войне, в то время, когда они потеряли единственного сына. Он оскорблен, Он требует от Нее объяснений, Он хочет уйти от Нее…
Ни сном ни духом не помышлял о судьбе литератора. Но в детстве однажды проиграл товарищу спор, элементарно не сумев написать четырех строчек в рифму. С тех пор, уже в споре с собой, он сочинял стихи, пьесы, романы. Бывало и легко, и трудно, и невыносимо. Но было – счастливо! Вот оно как получилось: проиграл спор, а выиграл Жизнь!
История Кира, похищенного еще младенцем смертельно оскорбленной женщиной и взращенного в непримиримой ненависти к собственным родителям, произросла из библейской истории о двух бедных самаритянках, которые с голоду сговорились съесть собственных младенцев. В общем, съели одного, а когда дошла очередь до второго, несчастная мать воспротивилась… (4 Книга Царств, гл. 5, 6). Географически действие романа разворачивается в Москве и, как говорится, далее везде, и довольно-таки своеобразно живописует о фатальном участии Кира в знаковых событиях XX столетия.
Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?
События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.
Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.
Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.
Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.