Божество - [2]

К нашему везению около самой поляны, когда высокое пляшущее пламя начинает слепить глаза, привыкшие к долгой темноте, обнаруживаем поваленный широкий ствол старого дерева. Пригибаясь проползаем ещё ближе и наконец тихонько выглядываем.

В центре среди пламени вьются снопы искр, дрова ало потрескивают и отправляют в темноту новые россыпи суетливых мух. Перед пламенем спиной к нам сидят две старухи в белых платках. Ещё две склонились поотдаль, раскладывая что-то под деревьями. А пятая сидит неподалеку от пламени, платок съехал на шею, седые волосы растрепались и торчат космами по плечам, а вот голова наглухо завязана серой материей, только щель рта зияет темнотой. Я тихонько оглядывась в сторону Влада, тот внимательно рассматривает открывшуюся картину, оценивает обстановку.

"Гра-а-къ!.." - резко слышится громкий словно выстрел вопль со стороны старух около деревьев. Я подпрыгиваю и чуть кубарем не лечу в темноту. Влад тоже перепуганный вздрагивает так сильно, что ствол заметно шатается. Старухи этого не замечают. Сердце колотится у меня прямо в горле, виски сдавливает шипастый обруч ужаса. А потом я понимаю, что это был за вопль. Из за широкой юбки, взметнув старушечий передник сверкнуло белым снежным всплеском гусиное крыло. "Гра-а-акъ!" слышится снова, я уже не пугаюсь. Только обернувшись на Влада, встречаю его серьезный взгляд и демонстративно закатываю глаза, хватая воздух ртом. Он вытягивает губы и прижимает к ним палец, приказывая молчать, не шевелиться. Влад весь напружиненный, словно уменьшился в два раза, плечи сведены, пальцы стальной хваткой вцепились в кору поваленного дерева.

Старуха с завязанной головой протяжно и громко вздыхает. Только вначале кажется, что этот вздох, похож на стон. Потом приходит понимание, что это начало непонятной песни. Раскачиваясь из стороны в сторону, старуха булькающим переливистым голосом тянет странное слово, которое слышится мне как "м-у-п-а-й-т-э-э-ээ".

"Гра-а-къ!"

Волна ужаса как будто сорвалась с елового навеса и вот я уже сижу укутанные льдом страха. Влад только ещё сильнее напружинился. Старухи около костра поднимаются медленно на ноги, покряхтывают и поднявшись, тоже тихонько покачиваются, прислушиваясь к песне. Те две под деревьями, копошившиеся с гусем, тоже еле семеня двигаются в сторону костра. Видя все эти старушечьи силуэты, безлицые колбы платков, я чувствую, что становится мне ещё дурнее. Если бы подобрались мы с Владом с другой стороны, могли бы видеть лица ночных старух, может быть показались бы мне они тогда похожими на добрых деревенских бабуль. А сейчас как страшные мертвые пешки они пошатываясь чуть движутся, а та, с завязанной головой, вопит черным провалом рта своё "м-у-п-а-й-т-э-ээ".

"Гра-а-къ! Гра-а-къ! Гра-а-а-а-а-а-хх-х-хъ!"

Крылья гусиные судорожно плещутся между старухами. Я вижу как одна из них прячет сверкнувший отсветом пламени нож с окровавленным лезвием в карман передника. "Гра-акъ" теперь превратилось в шипящее агонистическое "Щ-х-хихъ". Гусь с перерезаной глоткой трепыхается. Все это как стартовый сигнал срабатывает для Влада.

Бросив мимолетный и призывный взгляд в мою сторону, он вскакивает он из-за ствола, перепрыгивает через дерево и оказывается в четырех метрах от стайки оцепеневших старух. Я растерянно встаю в полный рост, вначале медлю, и тоже прыгаю через дерево.

Старухи мечутся кто куда и все в разные стороны, одна начинает судорожно кудахтать, подпрыгивать и первой семенит в чащу. Удивленными глазами я провожаю старуху, скрывающуюся в темноте. За еловой гущей только мелькает изредка белое пятно платка, все дальше и дальше. Ещё одна вскудахтывая бежит с прытью молодой девчонки.

Старуха с завязанной в тряпицы головой прекращает пение и нелепо начинает шарить шишковатыми руками по голове, ища узел. Hо видимо её подруги очень хорошо завязывали страшное тряпье, распутать себя самостоятельно не удается.

Влад замирает между костром и суетящейся бабкой, хладнокровно наблюдает за глупой картиной, как мечутся её пальцы, как пытается старуха встать и то и дело валится обратно на траву.

Я чую волну запаха паленого, одновременно краем глаза замечаю, как что-то трепыхается рядом со мной. В свете костра у самых моих ног скрючилось обугленное по краям крыло с распростертыми перьями. Гусь ещё трепыхается в агонии, морковные лапы скрючились, а чернеющая голова с разинутым клювом елозит по алым углям. Зажмурившись, тут же шагаю в сторону и обхожу костер, лишь бы не слышать как шуршит трава под мертвым дергающимся птичьим тельцем. С другой стороны костра натыкаюсь на страшное тряпичное чучело, подвешенное на сук за плоскую уродливую голову.

- Сиди смирно. - тихо рычит Влад суетящейся старухе.

Пугаюсь этого рычания. Это он специально голос изменил, чтобы повлиять на старуху. Та сразу замерла, только руки дрожат, сама не знает, куда их деть, прижимает к перевязанное голове, свистяще дышит ртом-щелью.

- Сейчас тебя развяжут, будешь вести себя смирно. - тихим рыком снова сообщает Влад.

Старуха только скорчилась на траве, подобрала под себя худые ноги в широких галошах.