Божественный Юлий - [16]

Цезарь просто хотел держать Думнорига в запасе против Дивициака, так, на всякий случай, если бы Дивициак вдруг выказал чрезмерную решительность. Думнориг знал, что, вступая в это состязание, имеет шансов не больше, чем червяк в состязании рыбака с рыбой. И он предпочитал изображать глуповатого тихоню, который о почестях и не думает. Но так как Цезарь отправлялся в Британию, а Дивициак умер, у Думнорига появились некоторые надежды. Могло случиться, что он и эдуи останутся одни. Если прежде Цезарь тыкал кому-то в нос Думноригом, теперь Думнориг будет тыкать Цезарем. Сторонников Рима насчитывалось среди эдуев совсем немало. Было бы неприлично захватить власть, пренебрегши мнением этих людей. В поддержке остальной части народа Думнориг не сомневался, он был кумиром всех патриотов. Желая, однако, заставить молчать приверженцев Рима, он начал оглашать публично предложения, некогда сделанные ему Цезарем. Среди эдуев воцарилось уныние, но Думнориг себя застраховал. Что ни говори, он ссылался на авторитетный источник.

Как он и предвидел, штаб-квартира римских войск от опровержений воздержалась. Они звучали бы нелепо, по меньшей мере двусмысленно. Но Думнориг зато не предвидел кое-чего другого – что Цезарь пригласит его в поход против бриттов. А его вдруг взяли да и почтили таким предложением.

Очевидно, Гай Юлий, получив секретные донесения, разгадал планы Думнорига и посвятил несостоявшемуся царьку минуту-другую размышления. После этого короткого раздумья судьба Думнорига была решена.

На войну в Британию? Думнориг попросил аудиенции и предстал перед Цезарем. На войну в Британию? Задавая этот вопрос, он демонстративно смотрел Цезарю в глаза. Цезарь спокойно подтвердил: да, на войну в Британию, силы как раз стягиваются к западному побережью, там собрались все галльские вожди, которые желают искренне сотрудничать с римлянами и пользуются доверием Цезаря. Доверием! – вскричал Думнориг. Но ведь и он, Думнориг, пользуется доверием? В ответ Цезарь вздохнул: ох, видно, он все же понял, что пользуется доверием, во всяком случае, еще недавно казалось, что понял.

Тут Думнориг снова уставился на Цезаря. В его взгляде было что-то трагическое и вместе с тем позер-ское. Эту безмолвную позу он выдерживал до предельного напряжения сил, затем, совершенно неожиданно, вдруг задрожал и простонал: он не может ехать! Он очень сожалеет, но не может ехать. Он сознает, какая высокая честь ему оказана, благодарит за нее и покорно просит избавить его от участия в походе. Он боится океана. Он никогда не плавал по морю, и при одной мысли, что ему придется взойти на корабль, его кидает в дрожь. Не стыдится ли он? Чего? Такого ребячества? О нет, это не ребячество. Просто он знает, что океан для него – смерть. Если он очутится на море, то утонет.

Да неужели? – спросил Цезарь. Ему очень не нравилась мина Думнорига, особенно взгляд, наглый и многозначительный. – Что это за намеки? – продолжал он. – Может быть, Думнориг не верит в надежность римских кораблей? Они очень даже прочны и, как правило, не тонут.

О, бессмертные боги, – сложил умоляюще руки Думнориг, – в надежность римских кораблей он верит. Разумеется, корабли римского вождя плавают отлично. Никто не посмеет в этом усомниться. – Так что же? – настаивал Цезарь. – А то, – отвечал эдуй, – что есть вещи, которые было бы слишком долго объяснять, так как Цезарь не знает здешней религии. Ведь каждый человек исповедует какую-нибудь религию, и Думноригу тоже это не запрещено. Если Цезарь хотел оказать Думноригу честь, взяв его с собой в Британию, то Думнориг смеет заметить, что это была мысль неудачная и появилась она у Цезаря лишь потому, что он, римлянин, не знает здешней религии. Если бы знал, то не предложил бы Думноригу плавать по морю.

Тут началось сложное рассуждение на ритуально-гадальные темы. В нем было много нелогичного, но Цезарь слушал с интересом (он даже велел секретарю записать этот вздор в раздел науки). Когда Думнориг наконец умолк, Гай Юлий рассмеялся ему прямо в наглые его глаза, которые эдуй опять вытаращил, словно некие приложения к своей просьбе. Хороши сказочки! – захохотал Цезарь. – Он всегда относился снисходительно к религиозным верованиям. Но на сей раз этого, к сожалению, не будет. Если Думнориг хорошенько подумает, он сам поймет почему. Верно? Вот именно. Теперь идет война. Отношения между одним человеком и другим определяются военной обстановкой. Пусть же Думнориг уходит восвояси и больше по этому делу не является, да пусть не смотрит так дерзко на яркий свет, а то как бы ему ненароком не ослепнуть.

Когда настал день выступления в поход, все галльские военачальники, в том числе и Думнориг, послушно явились в назначенные места. Двинулись в путь. Во время марша, однако, стали поступать донесения, что Думнориг ведет вредную пропаганду. Так войска достигли берегов океана, где соединились с уже находившимися там силами. Разбили большой лагерь и принялись ждать улучшения атмосферных условий, так как ветер дул, не попутный. Это продолжалось двадцать пять дней.

Секретные донесения стали весьма занятными. Думнориг, очевидно, не рассчитывал, что Цезарь, поглощенный приготовлениями к отплытию, найдет время изучать доносы. И вот в доносах появились цитаты из высказываний Думнорига, что, мол, этот массовый вывод галльской аристократии в Британию выглядит очень странно и затеян неспроста. Некоторых людей легче ликвидировать, удалив их из Галлии, чем делать это на глазах у всего народа. У кого есть хоть немного ума, тот не должен никуда уезжать. Необходимо единство. Дела, касающиеся всех, надо решать сообща. Необходимо сотрудничество всех здешних племен. Страна не может оставаться без элиты, а ведь именно элиту хотят увезти. Договоримся же и составим план действий.