Божественная Комедия. Новая Жизнь - [51]

97 Он, изгнанный, от Цезаря отринул

Сомнения, сказав: «Кто снаряжен,

Не должен ждать, чтоб час удобный минул».

100 О, до чего казался мне смущен,

С обрубком языка, торчащим праздно,

Столь дерзостный на речи Курион![522]

103 И тут другой, увечный безобразно,

Подняв остатки рук в окрестной мгле,

Так что лицо от крови стало грязно,

106 Вскричал: «И Моску вспомни в том числе,

Сказавшего: «Кто кончил, — дело справил».

Он злой посев принес родной земле».[523]

109 «И смерть твоим сокровным!» — я добавил.

Боль болью множа, он в тоске побрел

И словно здравый ум его оставил.

112 А я смотрел на многолюдный дол

И видел столь немыслимое дело,

Что речь о нем я вряд ли бы повел,

115 Когда бы так не совесть мне велела,

Подруга, ободряющая нас

В кольчугу правды облекаться смело.

118 Я видел, вижу словно и сейчас,

Как тело безголовое шагало

В толпе, кружащей неисчетный раз,

121 И срезанную голову держало

За космы, как фонарь, и голова

Взирала к нам и скорбно восклицала.

124 Он сам себе светил, и было два

В одном, единый в образе двойного,

Как — знает Тот, чья власть во всем права.

127 Остановясь у свода мостового,

Он кверху руку с головой простер,

Чтобы ко мне свое приблизить слово,

130 Такое вот: «Склони к мученьям взор,

Ты, что меж мертвых дышишь невозбранно!

Ты горших мук не видел до сих пор.

133 И если весть и обо мне желанна,

Знай: я Бертрам де Борн, тот, что в былом

Учил дурному короля Иоанна.

136 Я брань воздвиг меж сыном и отцом:[524]

Не так Ахитофеловым советом

Давид был ранен и Авессалом.[525]

139 Я связь родства расторг пред целым светом;

За это мозг мой отсечен навек

От корня своего в обрубке этом:

142 И я, как все, возмездья не избег».

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

1 Вид этих толп и этого терзанья

Так упоил мои глаза, что мне

Хотелось плакать, не тая страданья.

4 «Зачем твой взор прикован к глубине?

Чего ты ищешь, — мне сказал Вергилий, —

Среди калек на этом скорбном дне?

7 Другие рвы тебя не так манили;

Знай, если душам ты подводишь счет,

Что путь их — в двадцать две окружных мили.

10 Уже луна у наших ног плывет;

Недолгий срок осталось нам скитаться,

И впереди тебя другое ждет».

13 Я отвечал: «Когда б ты мог дознаться,

Что я хотел увидеть, ты и сам

Велел бы мне, быть может, задержаться».

16 Так говоря в ответ его словам,

Уже я шел, а впереди вожатый,

И я добавил: «В этой яме, там,

19 Куда я взор стремил, тоской объятый,

Один мой родич[526] должен искупать

Свою вину, платя столь тяжкой платой».

22 И вождь: «Раздумий на него не трать;

Что ты его не встретил, — нет потери,

И не о нем ты должен помышлять.

25 Я видел с моста: гневен в высшей мере,

Он на тебя указывал перстом;

Его, я слышал, кто-то назвал Джери.

28 Ты в это время думал о другом,

Готфорского приметив властелина,[527]

И не видал; а он ушел потом».

31 И я: «Мой вождь, насильная кончина,

Которой не отмстили за него

Те, кто понес бесчестье, — вот причина

34 Его негодованья; оттого

Он и ушел, со мною нелюдимый;

И мне тем больше стало жаль его».

37 Так говоря, на новый свод взошли мы,

Над следующим рвом, и, будь светлей,

Нам были бы до самой глуби зримы

40 Последняя обитель Злых Щелей[528]

И вся ее бесчисленная братья;

Когда мы стали, в вышине, над ней,

43 В меня вонзились вопли и проклятья,

Как стрелы, заостренные тоской;

От боли уши должен был зажать я.

46 Какой бы стон был, если б в летний зной

Собрать гуртом больницы Вальдикьяны,

Мареммы и Сардиньи[529] и в одной

49 Сгрудить дыре, — так этот ров поганый

Вопил внизу, и смрад над ним стоял,

Каким смердят гноящиеся раны.

52 Мой вождь и я сошли на крайний вал,

Свернув, как прежде, влево от отрога,

И здесь мой взгляд живее проникал

55 До глуби, где, служительница бога,

Суровая карает Правота

Поддельщиков, которых числит строго.

58 Едва ли горше мука разлита

Была над вымирающей Эгиной[530],

Когда зараза стала так люта,

61 Что все живые твари до единой

Побило мором, и былой народ

Воссоздан был породой муравьиной,

64 Как из певцов иной передает, —

Чем здесь, где духи вдоль по дну слепому

То кучами томились, то вразброд.

67 Кто на живот, кто на плечи другому

Упав, лежал, а кто ползком, в пыли,

По скорбному передвигался дому.

70 За шагом шаг, мы молчаливо шли,

Склоняя взор и слух к толпе болевших,

Бессильных приподняться от земли.

73 Я видел двух, спина к спине сидевших,

Как две сковороды поверх огня,

И от ступней по темя острупевших.

76 Поспешней конюх не скребет коня,

Когда он знает — господин заждался,

Иль утомившись на исходе дня,

79 Чем тот и этот сам в себя вгрызался

Ногтями, чтоб на миг унять свербеж,

Который только этим облегчался.

82 Их ногти кожу обдирали сплошь,

Как чешую с крупночешуйной рыбы

Или с леща соскабливает нож.

85 «О ты, чьи все растерзаны изгибы,

А пальцы, словно клещи, мясо рвут, —

Вождь одному промолвил, — не могли бы

88 Мы от тебя услышать, нет ли тут

Каких латинян? Да не обломаешь

Вовек ногтей, несущих этот труд!»

91 Он всхлипнул так: «Ты и сейчас взираешь

На двух латинян и на их беду.

Но кто ты сам, который вопрошаешь?»

94 И вождь сказал: «Я с ним, живым, иду

Из круга в круг по темному простору,

Чтоб он увидел все, что есть в Аду».

97 Тогда, сломав взаимную опору,

Они, дрожа, взглянули на меня,

И все, кто был свидетель разговору.

100 Учитель, ясный взор ко мне склоня,