Боже, спаси русских! - [13]

В нашей книге мы попытались дать непредубежденный портрет России, нашей Родины. Процитировать не только критику, нередко обидную, часто справедливую, но и вполне честные и достоверные оценки нашего российского общежития.

Это вовсе не патриотизм, когда раскрашиваешь позолотой рогожку, безуспешно прячешь беды Отечества за половичок и, с ужасом обнаружив, что цирк сгорел, клоуны разбежались, пытаешься с оставшимся составом сыграть «Гамлета». Или «Боже, царя храни». Патриотизм – это когда ощущаешь сердечную потребность в Родине.

Человеку очень нужна Родина – чтобы не затеряться в повседневности, чтобы было куда возвращаться.

Родина... В этом слове есть что-то подлинное и большое. Человеку даже неловко становится за свою всегдашнюю мелочную суету.

Любить Родину... Значит, безгранично удивляться в душе. Самому себе удивляться. Масштабу чувства.

Мудрецы учат: если смело посмотреть в глаза тому, что вселяет в вас ужас, а вместо страха попытаться ощутить здоровое человеческое любопытство и заинтересованность, то этот ужас испарится без следа.

Будем наблюдать за русскими. За собою.

С эпохальными оголяльщиками России нам не по пути. Бродят их пыхтящие идеи, как тень отца Гамлета, и не внемлют просьбам: «Проходите, проходите, не толпитесь здесь, к нам новые гости пришли, светлые и радостные!»

Не по пути нам также с сусальными воспевателями. «Добрава здоровьичка, гой еси», – говорит кто-нибудь из них, сладенько так ехидничая, чистенький такой, в парче слов и жемчугах благостей. В ответ нужно отвечать: «Сам ты это слово!»

Как хочется действительно полюбить и суметь понять Родину. Себя самого. Никто не сможет устоять перед такой роскошной приманкой: стать больше, чем заслуживает, осознать себя лучшим, чем тот, каков он есть сейчас.

Никто не знает, кто он такой. Никто по-настоящему этого не знает, а человеку, который не знает себя, нужно, очень нужно узнать: кто он такой? Не только как частность, но, более того, как часть чего-то такого, что больше частности, – часть Родины, к примеру.

Продолжаем говорить о нас, о русских. Наблюдать. Удивляться. Отчаиваться. Восторгаться. Не соглашаться... становясь лучше...

Россия – щедрая душа?

Какие бы гадости ни писали иноземцы о нашем русском характере, скупыми они нас никогда не называли. Приезжие дивились: как только они попадали в Россию, денег на еду тратить не приходилось. Из русского дома их никто не выпускал без обильного угощения.

Знаменитый Джакомо Казанова, посетивший Россию в XVIII веке, с изумлением рассказывает, как жили московские баре: «Это единственный в мире город, где богатые люди действительно держат открытый стол. Для этого не нужно быть приглашенным, достаточно быть известным хозяину. Бывает также, что друг дома приводит многих из своих знакомых: их принимают так же хорошо, как и других. Нет примера, чтобы русский сказал: "Вы являетесь слишком поздно". Они неспособны на такую невежливость. В Москве целый день готовят пишу. Три повара частных домов так же заняты, как рестораторы Парижа, а хозяева дома подвигают так далеко чувство приличий, что считают себя обязанными есть на всех этих трапезах, которые зачастую без перерыва продолжаются до самой ночи. Я никогда не обзавелся бы домом в Москве: мой кошелек и мое здоровье одинаково были бы разорены».

Русские вельможи, конечно, имели средства, чтобы удивить заезжую знаменитость. А иногда были хлебосольны не по средствам, как отец Онегина, который «давал три бала ежегодно». И надо отметить, что даже в брежневскую эпоху, когда все вкусное являлось дефицитом, мы умели накрывать для гостей роскошные столы.

Однако вернемся к старым временам. Очень понравилось русское хлебосольство Александру Дюма, кстати, писатель был не дурак хорошо поесть: «Гостеприимство русских тем приятнее для иностранцев, что в русских домах бывает весело благодаря именинам, рождениям и различным праздникам, которых в России множество. Таким образом, имея более или менее обширный круг знакомых, человек может обедать по два-три раза в день и столько же раз бывать вечером на балах. Нужно отобедать у русских вельмож, чтобы иметь представление об их роскоши. Была середина декабря, и, когда я вошел в столовую, меня больше всего поразило великолепное вишневое дерево, усыпанное вишнями, которое стояло посреди стола. Можно было подумать, что находишься во Франции в середине лета. Вокруг этого дерева лежали горы апельсинов, ананасов и винограда – такой десерт трудно было бы найти в Париже даже в сентябре. После первого блюда в залу вошел метрдотель, неся на серебряном блюде двух неизвестных мне живых рыб... то были две стерляди. Так как стерляди водятся только в Волге, расстояние от нее до Петербурга не меньше трехсот пятидесяти лье, и могут жить только в волжской воде, пришлось везти их в течение пяти дней и пяти ночей в крытом и отапливаемом возке, чтобы вода в той посудине, где они помещались, не замерзла».

Князь Александр Борисович Куракин жил в своем имении Надеждине в екатерининские времена. У него всегда проживали десятки гостей – друзья друзей. Это Куракина не волновало, он заботился лишь о том, чтобы гости не беспокоили его в неурочное время. Для этого гостю при въезде давалась специально отпечатанная инструкция, в которой каждому разрешалось жить на всем готовом и распоряжаться прислугой по своему усмотрению, но хозяина навещать лишь в строго определенные часы.