Боже, Божена! - [58]

И все эти женщины, столкнувшись с трудностями (или чересчур ярко себе их представив), плюют на гордость, не понимая, что в конечном итоге плюют на себя в целом. Право быть любимой и единственной, право быть счастливой, самой определять свое настоящее и будущее – все это чохом меняется на печать в паспорте, на серый фасад фиктивного брака, дающего ощущение, часто очень ложное, некой защищенности и свободы.

Как написал Пушкин, очень русский поэт: «На свете счастья нет, а есть покой и воля». Но он писал и другое: «Я думал: вольность и покой замена счастью. Боже мой! Как я ошибся, как наказан».

Многие и многие фасадные жены с печалью и злобой подпишутся под этими словами. Как и их мужья.

Заключение

И, в заключение, о плюсах и минусах жизни в первом ряду. Первый ряд, напоминаю, – это богатые и знаменитые.

В первом ряду интересно. Яркие красивые люди. Модные платья. Балы и вечеринки. Ну и, конечно, не работать, а заниматься собой и своими хобби куда приятней, нежели влачить существование офисного раба. (А влачить существование офисного раба легче, чем укладывать шпалы в оранжевом жилете, подсказывает капитан Очевидность.)

Но первый ряд – это активная ненависть галерки, а с развитием интернета эта ненависть превратилась в физическое, реальное преследование. Легкость бытия персонажа из первого ряда вызывает психоз тех, у кого не получается «жизнь просвистать скворцом и заесть ореховым пирогом». И носители этого психоза становятся опасными. Поэтому и деньги любят тишину, и легкость бытия любит тишину. Живешь, порхая с цветка на цветок, не высовывайся, а то люди счастье украдут, как гласит еврейская мудрость.

Почему одним жизнь – карамелька, а другим – муки горькие? Как правило, этот ответ таится в семейной истории. Женщины моего рода жили туго, вязко, волоча все на себе. Моего прадеда расстреляли при Кронштадтском мятеже, и с тех пор моя прабабушка была главой семьи, бабушка работала много и тяжело. У мамы перед глазами всю жизнь картинка, как бабушка везет ее на съемную дачу. И со станции поднимается в гору, а в руках – огромные узлы с постелью и примусом. И вся жизнь женщин моего рода была тяжелым подъемом в гору со всеми пожитками. Делегировать часть груза мужчине они не умели. И злились, когда видели мои попытки жить по-другому. Как только я выбиралась «своей колеей», я становилась нехорошей для своего рода. Страх быть «неправильной» в семейной системе – очень сильный двигатель. Подсознание женщины так боится стать отщепенцем среди своих, что сносит в родовую колею при попытках выбираться своим путем, прожить жизнь не так, как матери, бабушки, прабабушки.

Изменить семейный сценарий, нивелировать закон тяготения в привычную родовую колею под силу только очень хорошему психотерапевту. Я таких не нашла. Сколько я ни пыталась уйти от судьбы, сколько ни пыталась выбираться своей колеей, все равно угодила в колею предков – «везти все на себе, как вьючный мул». Я упорно пыталась изменить это: я твердила себе, что уж я-то, в отличие от мамы и бабушек, выйду замуж за любимого мужчину, который меня разгрузит, возьмет часть моей поклажи, и я не буду, как мать и бабушка, судорожно извиваться, думая, где и как подработать. Но от судьбы, видать, не уйдешь. Как я ни отбрыкивалась, но я, увы, теперь, глава семьи. Дочь, пес, кошка и я. И все хотят и пить, и есть. Возможно, то, что не получилось у меня, получится у дочери.

Благословила бы я свою дочь на жизнь «под прицелом телекамер»? – Только предупредив о рисках жизни в первом ряду. Я хотела бы ей сытой жизни и настоящего, смыслообразующего дела, богатства, но тихого, почти тайного. Но какую бы колею она ни выбрала, я заранее ее одобряю.