Бойцовые псы - [3]

— Не бери в голову, — поморщился Альча. — Начну рассказывать, ночь спать не будешь. Я к тебе за другим пришёл.

— Всё понял! — выставил обе руки вперед Леха. — Только ты моих братков не называй «отморозками», не надо. Они это не любят.

— «Отморозки» и есть, — спокойно улыбнулся Альча. — Кто ж ещё? Это по-твоему они «торпеды», а по-моему…

Леха промолчал, глядя прямо своими немигающими, бесцветными глазами. Альче снова стало не по себе.

— Намёк понял, — сказал он примирительно. — Чего ты сразу в крутизну-то? Уж пошутить нельзя.

— Чем шутить, лучше бы пару своих певичек к нам привёл. — Леха уже добродушно улыбался. — А то у нас марухи одни. Твои небось почище будут, я думаю. Приведёшь, тогда шути с нами, сколько влезет.

— Ты это серьёзно? — поднял брови Альча, наливая себе в стакан, показавшийся наиболее чистым. — Прямо сюда?

— А чем тебе здесь не нравится? — снова напрягся Леха. — Ты же этот, продюсер, верно? Хорошие бабки им платишь. А они все по телевизору да по телевизору. Вот пусть к зрителям перейдут. По другую сторону экрана. Не бойсь, не заразим. За своих братков отвечаю. Регулярно в диспансере проверяемся… Как за тебя отвечал кое перед кем… Было дело?

— Было, — не сразу ответил Альча. — Только здесь это не проходит, уж мне на слово поверь. Сюда они не придут ни под каким видом. У них репутация, слыхал про такое? А у меня — реноме.

— Один хрен, — сказал Лёха, наливая себе. — Это я пошутил. Реноме, значит, реноме. Никто ж не спорит.

Они чокнулись и выпили.

— А скривился-то! — ухмыльнулся Лёха. — Привык шампанское лакать! Я как-то пробовал. Вроде кваса, только с градусом. — И тут же взглянул на кореша — смеётся или нет?

Альча смеялся — скорее добродушно, колыхая розовым, нежным вторым подбородком. Тогда засмеялся, крутя головой, и сам Лёха.

— Деревня, я понимаю. Меня мои «торпеды» тоже, бывает, на смех поднимают. Но я не в обиде. Завидки просто берут, как ты на воле устроился! Все у тебя схвачено, упаковано и расставлено. А я тут торчу в этой берлоге и не чаю выбраться… И вроде бабки есть, и все время они кому-то нужнее. Ну, ладно, ты мне лучше вот что скажи. На черта мне в твой шоу-бизнес со своим свиным рылом соваться? Наши дела, сам знаешь, мокрые, грязные — вдруг тебя запачкаем с твоим-то реноме?

Он вдруг встал и подошел к окну. Поманил гостя пальцем.

— Долго что-то с машиной возится… Мои ребята вон возле подъезда курят, видишь? А те двое — его охрана, должно быть… Слушай, а вон тех я не знаю! Вон те трое, с разных сторон… а вон машина ихняя, джип, видишь? — Он был встревожен не на шутку. Альча увидел, как быстрым шагом, несмотря на снег и гололед, с разных сторон к Олегу Ивановичу шли трое, нет, четверо парней в кожаных куртках, с руками в карманах. Шли быстро, опустив головы, ни на кого не глядя…

Лёха кинулся к входной двери, заорал вниз, перегнувшись через перила:

— Атас! Волоха, я кому велел клиента проводить? Смотри мне, сука, если его замочат! — и погрозил кулаком.

И тут Седов увидел, как со всех концов двора вылетели Лехины «торпеды». Чужаки приостановились, невольно сбиваясь в кучу, и тут Олег Иванович, несмотря на грузный живот, проворно нырнул под машину. Тем временем Лехины ребята уже гнали, проваливаясь в сугробах, рванувших к гаражам чужаков в куртках.

— Видал, что делается? — качал головой Лёха. — Мамед, падла позорная! Говорил ему: не трожь, он мой! А он чего задумал, а? Нет, ты понимаешь? У меня под носом хотел моего клиента замочить! А тот мне ещё долг не вернул! Вот как с такими дело иметь, я спрашиваю? Ну, ты помнишь Мамеда? Хотя ты в другой раз сидел… Это Онуфрий тогда со мной был… Мамед нас травкой снабжал, шестерил за троих, я ему после отсидки за несомненные заслуги Калитниковский рынок отвалил! Теперь, вишь, хвост поднял!

Он все не мог успокоиться. Ходил по комнате, бормоча что-то под нос. Потом снова высунулся в окно.

— Ну что? Догнали?

— Их догонишь… — донесся снизу голос. Возможно, это и был Волоха. Голос был виноватым и запыхавшимся.

— Что, одышка замучила? Гонять вас надо, козлов позорных… Вот лето подойдет, устрою вам кроссы… вот тогда посмеешься мне… Ну что, Олег Иванович, может, зайдешь, почистишься, полечишься заодно от нервного потрясения?

Олег Иванович в ответ только недовольно пробурчал что-то и, отряхнув грязный снег, полез в машину.

— Да погоди, не уезжай! — снова крикнул ему Лёха. — Мои ребята тебя проводят. Давай, Волоха, чего смотришь? Проводи клиента. Ты мне теперь за него лично ответишь, понял, нет?

Наконец он отошёл от окна, обессиленно опустившись на заскрипевший старый стул.

— Видал, да? За всеми догляд нужен! Никто ведь не почешется, пока сам не сделаешь. Правильно говорю?

— Слушай, а ты не боишься: вот так, при народе, орёшь на всю улицу? — спросил Альча. — Ведь все уже небось знают, что у тебя тут делается…

— Привыкли! — беспечно отмахнулся Лёха. — Знают, что и дом, и весь квартал под моей охраной. Ментам делать нечего. Я тут как крёстный отец. — Он самодовольно подмигнул гостю. — Всем защита. Менты от начальства благодарности имеют за порядок на вверенном участке. И потому в рот мне смотрят… Чуть что, все вопросы — ко мне. Если кто кого обидел… Там, где я живу, все должно быть тихо! И ты заруби это себе на носу, понял, нет?