Боязнь дождя - [2]

— О, они все равно всегда ошибаются, — пожимает плечами женщина. — Чем сегодняшний вечер отличается от других?

— Парой сотен миллионов галлонов, — отвечает мистер Флад, потом поворачивается и увлекает меня за собой через дорогу.

— Зонтик. О чем ты думала? — сердито спрашивает он меня. — Включись в игру, девочка. Ты должна радоваться дождю, а не прятаться от него.

Я знаю, что он прав, но все равно натягиваю на голову капюшон своего красного плаща. Ну не люблю я дождь, подавайте на меня в суд.

Ему еще повезло, что я вообще здесь, насквозь промокшая, потому что я действительно не люблю дождь. Можно даже сказать, я его ненавижу… и это очень странно, учитывая то, что я собираюсь сделать. Учитывая силу, которой обладаю.

Но вы бы тоже его не слишком любили, если бы ваши родители погибли во время ливневого паводка.

Мистер Флад ведет меня по Мейн-стрит, постукивая своей изогнутой тростью по мокрому тротуару. Это особая трость, она сделана в виде двух змей, сплетенных друг с другом, и у нее внизу раздвоенный кончик. Мистер Флад говорит: это магический жезл, который нужен ему, чтобы вызывать ливни.

Каждый раз когда он проходит под уличным фонарем, тот начинает ярче гореть а потом, когда мистер Флад его минует, снова светит нормально Хотя не знаю, возможно, отчасти это из-за меня. У меня тоже есть кое-какая сила, пусть и не такая большая, как у него.

Во всяком случае, до наступления ночи.

В конпе квартала мистер Флад подходит к углу ратуши и смотрит вверх на бронзовую табличку, прикрепленную к каменной стене. На ней стоят отметки уровня воды во время третьего наводнения в Джонстауне того что случилось в 1977 году. Табличка находится на пару футов выше наших голов, и мой спутник поднимает трость и стучит по медяшке.

Подъем воды

20 июля 1977 года

8 футов 6 дюймов

— Все еще мое любимое, — говорит мистер Флад, а потом вздыхает. — В тридцать шестом воды было больше, но это наводнение навсегда останется самым дорогим моему сердцу. — Он качает головой и проводит кончиком трости по выпуклым буквам на табличке. — Говорят, такой дождь бывает раз в тысячу лет. По двенадцать дюймов за десять часов.

Свободной рукой он отряхивает лацкан своего зеленовато синего выходного костюма с белым кантом. Хотя на нас обоих вылилась масса воды, его пиджак и брюки из полиэстера выглядят такими, будто по-прежнему висят дома в шкафу.

— И вот я здесь, и на мне тот же костюм, что и в тот вечер, в семдясят седьмом году. И я готовлюсь снова это сделать, просто не могу дождаться. А ты?

— О, конечно, — отвечаю я, послушно кивая, хотя не ощущаю даже толики того подъема, который слышится в его голосе.

Он часто качает своей головой птенца ястреба без причины, это с ним бывает последнее время.

— Как ты думаешь, сколько нам сегодня удастся сделать?

— Понятия не имею, — пожимаю плечами я.

— Видишь ту табличку наверху? — спрашивает мистер Флад, указывая тростью на медяшку, прикрепленную намного выше первой.

Я киваю, глядя на нее снизу вверх.

Подъем воды

17 марта 1936 года

17 футов

Ухмыльнувшись, мистер Флад толкает меня костлявым локтем.

— Во время четвертого наводнения вода поднимется еще выше, — говорит он. — Видишь следующую табличку, повыше?

— Да. — Я смотрю на третью и самую высокую табличку, прикрепленную в нескольких футах над второй.

Подъем воды

31 мая 1889 года

21 фут

Мистер Флад качает совершенно мокрой головой.

— Выше, — говорит он, насмешливо сверкая глазами. — Туда, — мистер Флад указывает тростью на крышу ратуши. — Мы сегодня вечером накроем коньки этих крыш. А чаша долины там, внизу, наполнится водой и станет озером.

Я не могу оторвать глаз от крыши. По моей спине пробегает дрожь, и не только потому, что мне холодно и мокро. Я понимала, что это будет Большая Ночь, но не знала, насколько.

Мистер Флад хихикает.

— Собственно говоря, — замечает он, — наверное, мне следует сказать, что вода накрыла бы крышу, если бы ратуша осталась стоять после сегодняшней ночи.

— Она не останется? — спрашиваю я.

— Нет, Ди, — произносит мистер Флад, а потом резко опускает трость и чертит ею вокруг себя в воздухе круг. — Фактически, ничего из того, что ты видишь вокруг себя, не будет стоять здесь к утру… — Кроме вот этого. — Он вращает тростью, словно мечом, и указывает на другую сторону Маркет-стрит. Я сразу же вижу, что он имеет в виду.

Когда мы переходим через дорогу, чтобы приблизиться к своей цели, нас чуть не сбивают с ног два паренька, которые мчатся сквозь дождь, не глядя по сторонам, на полной скорости. Один держит над головой газету, у другого ничего нет, и оба так промокли, будто только что вылезли из бассейна.

Мы с мистером Фладом останавливаемся на углу Мейн-стрит и Маркет-стрит. Небольшой квадрат травы обнесен оградой из цепей. Уличные лампы разгораются ярче при нашем приближении, освещая покрашенную красной краской статую крупной ищейки.

Это собака Морли.

Так вот что уцелеет.

Чертова статуя собаки.

— Люблю этого пса, — говорит мистер Флад. — Он напоминает мне, почему я делаю эту работу.

Тут он меня озадачил. Этот пес если и напоминает о чем-то, то лишь о глупости. Люди думают, что памятник поставлен какой-то героической собаке времен наводнения 1889 года, а в действительности это всего лишь украшение газона, унесенное водой из чьего-то двора.