Боярич - [18]

Подхватить обмякшее тело. Прыжок обратно на крышу одноэтажного корпуса медблока – и бегом-бегом. Нужно успеть добраться до места быстрее, чем «следопыт» приведет к нему Лину.

Успел. Спрыгиваю с крыши прямо перед Николаем.

– Коля, ты подвальную дверь еще раз не придержишь?

Охранник в ответ переводит взгляд на устроившееся на моем плече тело Милы, фыркает и, кивнув, спускается по ведущим в подвал ступенькам.

– Ну у вас и развлечения, Кирилл.

– Не развлечения, а тренировка… В условиях, приближенных к боевым. Ничего-ничего. Все правильно. Все как надо. Тяжело в учении – легко в бою, – поудобнее устраивая на плече сестренку, пыхчу я. Спеленать Милу так же, как я проделал это с Алексеем, не проблема. Минутное дело. Да и Николай помог.

– Надеюсь, все будет в порядке? – на всякий случай осведомляется охранник.

– Обижаешь. Все будет в полном соответствии с конвенциями. Никаких издевательств над военнопленными, – заверяю его и, еще раз проверив узлы, киваю. – Коля, спасибо за помощь, но теперь тебе, пожалуй, пора идти. Потому как сейчас сюда придет последний участник этих посиделок, а что такое некомбатант, она, в отличие от меня, понятия не имеет.

Глава 5 Беседы в Беседах

Мила застонала и с трудом открыла глаза. Голова раскалывалась от боли, а руки и ноги отчего-то ныли… Да и общие ощущения были какими-то странными. Попытавшись оглядеться по сторонам, она не сдержалась и выдала фразу, за которую года два назад могла бы и по губам схлопотать от маменьки, да и сегодня одной лекцией о приличиях и достоинстве не отделалась бы. Но сейчас у Милы были все основания для сквернословия. Еще бы! Мало того что мелкий умудрился дважды за один день отправить ее с сестрой в нокаут – так еще и, связав, подвесил за руки-ноги на крюках в старом колбасном подвале, где теперь хранится всякий хлам. Причем, гад такой, подвесил лицом вниз, и теперь выгнутое «мостиком» тело ныло от напряжения.

Рядом раздался тихий стон, и, повернув голову, Мила пришла к выводу, что судьба подвешенной колбасы постигла не только ее самое, но и Линку с Лешкой. Вот последний-то как раз и подал голос.

– Где мы? Что случилось? – прохрипел Алексей.

– Кирилл с нами случился, – вздохнула Мила. – Леша, взгляни, он меня веревками связал?

– А? Нет… тряпки какие-то… – кое-как выглянув из-под руки, пробормотал брат.

Тряпки – это хорошо. Мила напряглась, и путы на ее ногах, вспыхнув, опали противно воняющим пеплом. А в следующий миг девушка заскрипела зубами от боли в запястьях, принявших на себя весь вес ее тела. Хорошо еще, успела ухватиться ладонями за путы, удерживающие руки, а то бы вмиг суставы выбила… Еще одна короткая вспышка пламени, и Мила оказалась на полу. А следом за ней ту же операцию проделал и Алексей. Только с координацией у него явно было не все в порядке, или просто поторопился сжечь тряпичные веревки, опутавшие его запястья, но на пол он упал словно мешок с картошкой. Как еще пузо себе не отбил?

Лина, открывшая глаза в тот самый момент, когда Лешка рухнул на пол, посмотрела на сидящих внизу растирающих руки-ноги родственников и последовала их примеру.

– Я убью эту мелкую тварь, – пообещала она, едва отдышавшись. – В масле зажарю.

– Тебе мало сегодняшней акробатики? – процедила сквозь зубы Мила.

– Браво, детишки… Упертые вы у меня. Но дурные. Прав Кирюха. – Отлепившийся от старого буфета, перегородившего половину подвала, силуэт сделал шаг вперед, и тусклый свет лампочки упал на его исказившееся в холодной усмешке лицо…

– Отец? – выдохнули все трое.

Да, давненько в этом доме не раздавался свист розги. Дядька все же оторвал голову от… э-э-э… работы и устроил своим детишкам похохотать. Причем мне кажется, что проделал он эту экзекуцию даже без направляющего пинка от деда. Судя по расплескивающейся по округе ярости, источаемой наследником боярина Громова, тот факт, что его дети уже дважды за какие-то три недели осознанно подвергли жизнь своего двоюродного брата опасности, взбесил даже этого обычно флегматичного человека.

Вообще раньше Федор Георгиевич, оставив домашние дела на попечение супруги, особо и не вникал в то, как развиваются «взаимоотношения» между мной и его детьми, пропуская мимо ушей изредка долетающие до него слухи об очередном столкновении между нами. И наверное, так бы продолжалось и дальше, если бы, вернувшись вчера вечером из столицы, он не обнаружил обгорелого окна в «молодежном» корпусе, а дед не рассказал ему, какое шоу сегодня дважды передавали артефакты наблюдения на мониторы охраны… Дядька сначала опешил, потом полыхнул факелом и, лишь затушив ковер в кабинете деда и немного успокоившись, полез разбираться.

Надо сказать, несмотря на свою отрешенность от домашних дел, наследник рода прекрасно представлял, как и где нужно искать информацию обо всем происходящем в поместье. Скоростному допросу была подвергнута вся домовая обслуга без исключения, затем настал черед записей сети наблюдения… и, в качестве вишенки на торте, допрос медиков. Любые попытки последних оправдать свое прежнее молчание врачебной тайной жестко пресекались. В результате Иннокентий Львович вынужден был отдариться моей амбулаторной карточкой, а Гдовицкой, как самый крайний, еще два часа лично пояснял дядьке, когда и каким образом были получены мною те или иные травмы.