Бой бабочек - [23]

Варламов приволок верстак и вместе с Лебедевым переложил на него жуткую находку, старательно отворачиваясь. После чего долго тер ладони о штаны. Тело было накрыто все той же рогожкой. Пока готовили постамент, Ванзаров давал приставу инструкции. Оказалось, что от него требуется всего лишь исполнение обязанностей: приглашать по одному к телу и отвечать за ведение протокола. Протокол вести будет, конечно, Турчанович.

– А вы что будете делать? – спросил Левицкий, переживая сделанную глупость.

– В сторонке постою.

Пристав подумал было, что над ним подсмеиваются, но непроницаемый лик с усами вороненого отлива к шуткам не располагал…

Трое господ, которым выпала нелегкая доля опознания, теснились стайкой робких пташек у левой арки сцены. Чуть впереди, будто желая закрыть их от опасности, стоял Александров с видом мученическим и раздраженным одновременно. Хозяин театра в своем доме перестал быть хозяином. Ему отдают приказы, и он бежит выполнять, как мальчишка на посылках. От такого обращения он давно уж отвык.

Ванзаров шепнул что-то приставу, тот попросил Александрова представить участников опознания, как требуется для протокола.

Александрову оставалось лишь опять подчиниться.

– Господин Морев Федор Петрович, антрепренер, – начал он с ближнего.

Морев поклонился кивком. Ванзарову было достаточно трех секунд: старше тридцати пяти лет, частенько выпивает, денежные проблемы, не женат, не курит, но нюхает табак (теперь уже редкая привычка), живет в гостинице, больная нога. Психологический портрет, который Ванзаров научил себя составлять за считаные мгновения, говорил о том, что Морев обладает слабым характером, слезлив, может проиграться в карты, неаккуратен и сильно поддается влиянию.

– Глясс Николай Петрович, антрепренер, – Александров указал на сухощавого господина с залысиной во всю голову, моноклем в глазу, затянутого в сюртук немного старомодного покроя, но очень дорогой материи.

Ванзаров увидел в нем все, что хотел.

– И, наконец, наш уважаемый и дорогой Михаил Викторович Вронский, знаменитость и звезда и, главное, режиссер нашего театра, – закончил Александров.

Вронский отвесил шутливый реверанс. Ванзаров видел, что человек этот привык быть в центре внимания, нагловатый, циничный, капризный и неумный. Следит за модой, держит идеальную прическу и форму усов. Набор достоинств человека театра.

– Господина Энгеля, нашего дирижера, сейчас нет, он будет к вечернему представлению, а господин Архангельский, хормейстер, в отпуску, как и весь его хор, – закончил Александров. – Надеюсь, присутствующих достаточно?

Пристав оглянулся, ища поддержки сыщика, и получил ее в виде движения бровей и короткого кивка. Ванзарову было достаточно.

– Господа… – Голос подвел пристава, он прокашлялся и начал снова: – Господа, сейчас будет произведено опознание тела. Прошу смотреть внимательно. Возможно, кто-то из вас опознает в жертве знакомую актрису или пропавшую работницу…

– В театре никто не пропадал! – не выдержал Александров.

– Или зрительницу, – героически продолжил пристав. – В общем, это может быть любая знакомая вам персона… Прошу смотреть внимательно. Лицо несколько, ну… сами увидите. После осмотра прошу подойти к господину Турчановичу, чтобы расписаться…

Штабс-капитан уже развернул на стуле походную канцелярию: папку с бумагами и чернильницу-непроливайку с ручкой.

– Прошу, господа, подходить по одному.

Никто не шелохнулся.

– Господа, еще раз наш уговор: ни слова о том, что здесь произошло и происходит. Сохраните это ужасное происшествие в тайне, – сказал Александров и показал пример. Он шагнул к постаменту и, хоть видел жуткую находку, честно посмотрел в лицо, которое Лебедев открыл под рогожкой. Он мотнул головой и торопливо направился к Турчановичу.

Следом отправился Глясс. Твердой походкой подошел к столу, отвернулся и счел, что с него достаточно.

Вронский незаметно подтолкнул Морева. Но Ванзаров это заметил. Чуть припадая на левую ногу, антрепренер в потертом пиджаке приблизился к телу, заглянул, сокрушенно покачал головой и отошел.

Остался Вронский. Он улыбался, но никак не мог заставить себя двинуться. Знаменитость трусила.

– Прошу не задерживать, – строго сказал Левицкий, которого успокоил размеренный порядок протокольных действий.

Режиссер быстро подошел. Лебедев гостеприимно поднял рогожку. Вронский вздрогнул, отшатнулся, но все же сдержался, чтобы не сбежать, а быстро-быстро направился к стулу Турчановича.

– Что теперь? – тихо спросил пристав.

Ванзаров увидел почти все, что хотел.

– Господин Александров, прошу пригласить вашего племянника…

Предложение вызвало на лице Георгия Александровича плохо скрываемые чувства.

– Пощадите, господин сыщик, он же ребенок!

– Да уж, зачем мальчишку мучить, – тихо согласился Левицкий.

– Как понял, он ваш преемник, знает всех и все в театре, – ответил беспощадный Ванзаров, чем вызвал неодобрение даже у Лебедева. – Он мог видеть жертву. Тем более что вы предлагали любую помощь, чтобы раскрыть это дело.

Александров пробормотал проклятия так, чтобы его услышали, и пошел за племянником.

– Господа, прошу подойти ко мне, – сказал Ванзаров, подманивая к себе людей театра, как белок. Что было вызывающе бестактно.