Бостонцы - [48]

– Вы поддерживаете меня, – продолжила Верена. – Вы – моя совесть.

– Я бы хотела сказать, что вы моё обрамление, мой конверт. Но вы слишком красивы для этого! – ответила Олив на комплимент, и после добавила, что конечно, было бы гораздо проще забыть обо всём и задёрнуть шторы, и прожить всю жизнь в искусственной атмосфере, в свете розовых ламп. Было бы гораздо проще отказаться от борьбы и оставить всех несчастных женщин на свете наедине с их бесчисленными страданиями, закрыть глаза на все ужасы этого мира и попросту умереть. Верена на это заявила, что не собирается умирать, что она сделала в своей жизни ещё не всё, что хотела, и не собирается позволять своим обязанностям уничтожить её. И две молодые женщины решили, как решали задолго до этого, в полном согласии друг с другом, продолжать жить полной жизнью и добиваться успеха. Олив никогда не отрицала, что надежда на славу, в высоком понимании, была одним из важнейших для неё мотивов. Она считала, что наиболее эффективным способом протеста против угнетения женщин был личный пример одной из представительниц пола. Человек, слышавший об этой вдохновлённой парочке, наверняка удивился бы их крайней увлечённости идеей мировой славы. Олив считала, что в их случае союз двух таких разных характеров рождал единое целое, которое при должной работе, было просто обречено на успех. Верена часто бывала не такой ответственной, как хотелось бы Олив, но её отличительной особенностью была способность ухватить самую суть идеи – обычно с подачи Олив, которая могла подобрать слова, но не могла быть убедительным оратором, – и мгновенно заразившись ею, выразить её в пламенной речи своим волшебным голосом, подобно юной сивилле. Олив в то же время понимала, что Верена не очень сильна в том, что касается статистики и логики, и здесь ей требуется помощь. Но вдвоём они будут совершенны, у них будет всё, и их ожидает триумф.

Инталия (от итал. intaglio — резьба, резьба по камню) — разновидность геммы, ювелирное изделие или украшение, выполненное в технике углублённого (отрицательного) рельефа на драгоценных или полудрагоценных камнях или на стекле. В противоположность камеe, которая выполняется в технике выпуклого рельефа..

Чинквече́нто (итал. cinquecento — букв. пятьсот, а также 1500-е годы) итальянское название XVI века. Историками искусства и культуры используется для обозначения определённого периода в развитии итальянского искусства Возрождения — периода конца Высокого Возрождения и Позднего Возрождения

Глава 19

Эта идея их триумфа, хотя ещё далёкого и не окончательного, который потребует сложной подготовки и больших усилий, постоянно преследовала двух подруг, и особенно Олив, в течение всей зимы 187* года, которая стала началом самого важного периода в жизни мисс Ченселлор. Ближе к Рождеству был предпринят важный шаг, который позволил сдвинуть дело с мёртвой точки и перевести его на постоянную основу. Шаг этот заключался в том, что Верена стала жить вместе с ней, переехав на Чарльз стрит, где в соответствии с соглашением между Олив, Селахом Таррантом и его женой, должна была пробыть несколько месяцев. Сейчас горизонт был идеально чист. Миссис Фарриндер начала своё ежегодное турне, будоража людей от Мэна до Техаса. Маттиас Пардон, предположительно, на время поумерил пыл. Миссис Луна прочно обосновалась в Нью-Йорке, где на год арендовала дом, и, как указала в своём недавнем письме сестре, собиралась привлечь к своему судебном делу Бэзила Рэнсома, с которым поддерживала связь с этой целью. Олив не представляла, что за судебное дело могло быть у Аделины, и надеялась, что это какая-нибудь тяжба с хозяином дома или с её модисткой, так что ей потребуются частые консультации мистера Рэнсома. Миссис Луна вскоре сообщила, что эти консультации начались. Молодой миссисипец зашел к ней на обед. Он запросил немного, так что она сделала вывод, что была права, опасаясь, что обедал он не каждый день. Но он теперь носит высокую шляпу как джентльмен с Севера, и Аделина написала по секрету, что находит его очень привлекательным. Он был очень мил с Ньютоном, рассказал ему о войне. О том, как это было на Юге, разумеется, но миссис Луна не интересуется американской политикой и не против, чтобы её сын выслушал обе стороны. Ньютон теперь говорит только о нём, при этом зовёт его «Рэнни» и копирует то, как он произносит некоторые слова. Впоследствии Аделина написала, что хочет передать все свои дела в его руки. Олив только вздохнула при мысли о том, какие у её сестры могут быть «дела». А позже Аделина добавила, что подумывает о том, чтобы нанять его в качестве учителя для Ньютона. Ей хотелось дать этому неординарному ребенку частное образование, и будет лучше, если роль учителя возьмёт на себя член семьи. Миссис Луна писала об этом так, будто он уже готовился бросить свою профессию ради занятий с её сыном, и Олив была уверена, что это лишь одна из дурных манер, которыми сестра обзавелась, живя в Европе.

Несмотря на их разницу в возрасте, Олив уже давно осуждала сестру, и была уверена, что у Аделины не было ни одного из качеств, которые привлекали её в людях. Она была достаточно богата, отличалась традиционными взглядами и мягким характером, всегда искала мужского внимания, и с мужчинами, по слухам, вела себя очень смело, хотя Олив считала, что грош цена такой смелости. Она вела эгоистичную жизнь, подчиняясь инстинктам и бессознательным требованиям возраста, и относилась к реалиям современности, новым истинам и великим социальным проблемам примерно так же, как красивое платье на вешалке, от которого она, в сущности, недалеко ушла. Было очевидно, что она абсолютно лишена совести, и Олив безумно раздражало то, что это свойство спасает женщин подобного склада от бесчисленных неприятностей. «Дела» Аделины, её отношения с людьми, её взгляды на образование Ньютона, её многочисленные теории и практики, её внезапные порывы вновь выйти замуж, или ещё более глупые отступления перед лицом этой опасности, – всё это служило Олив грустным поводом для размышлений с тех пор, как её старшая сестра вернулась в Америку. Проблема состояла вовсе не в каком-то конкретном вреде, который могла принести ей миссис Луна, так как ей шло на пользу даже то, что сестра смеялась над ней, дело было в самом спектакле, в драме, неприятные сцены которой так логично разворачивала неумолимая рука судьбы. Dénouement, разумеется держится в тайне, и будет состоять в духовной смерти миссис Луны, которая так никогда и не поймёт ни одной из речей Олив, и утонет в мирской суете, в крайней степени самодовольства и в высшей степени слабоумия своего мелкого жеманного консерватизма. Что до Ньютона, то когда он вырастет, он станет ещё более отвратительным, чем сейчас, если это только возможно. Фактически он так и не вырастет, а только деградирует, если его мать продолжит с таким увлечением воспитывать его в соответствии со своей системой. Он был невыносимо развязным и эгоистичным. Стараясь любой ценой сохранить в нём утончённость, Аделина баловала и ласкала его, всё время держа под своей юбкой, позволяя не ходить на уроки, когда он притворялся, что у него болит ухо, вовлекая его в разговоры и позволяя отвечать ей не по годам дерзко, если ему что-то не нравилось. Лучшим местом для него, по мнению Олив, была одна из публичных школ, где дети простых людей быстро показали бы ему, насколько он ничтожен, научили бы этому знанию, возможно, с применением необходимого количества побоев. Две леди имели по этому поводу серьёзную дискуссию перед тем, как миссис Луна покинула Бостон – сцена закончилась тем, что Аделина прижала к своей груди неукротимого Ньютона, который как раз вошёл в этот момент в комнату, и требовала, чтобы он поклялся, что будет жить и умрёт в соответствии с принципами своей матери. Миссис Луна заявила, что если она должна потерпеть поражение – а такова, скорее всего, её судьба! – она лучше потерпит его от рук мужчины, чем женщины, и если Олив и её друзья захватят власть, они будут хуже всех деспотов, которых только знает история. Ньютон дал младенческую клятву, что никогда не станет разрушительным нечестивым радикалом, и Олив почувствовала, что после этого может больше не беспокоиться о сестре, которая просто следует своей судьбе. Судьба эта, вполне возможно, состояла в том, чтобы выйти замуж за врага своей страны, мужчину, который, без сомнения, желает управлять женщинами с помощью плетей и наручников, как делал это раньше с несчастной цветной расой. Раз уж ей так нравятся старые добрые порядки, он обеспечит их ей с избытком. И если ей так хочется быть консервативной, пусть испытает, каково быть женой консерватора. Если Олив почти не переживала насчёт Аделины, то Бэзил Рэнсом беспокоил её очень сильно. Она сказала себе, что раз он ненавидит женщин, которые уважают себя не меньше, чем всех остальных, ему предначертано судьбой взвалить на шею кого-то вроде Аделины. Это будет очень поэтичной формой возмездия, которым судьба наградит его за его же предрассудки. Олив обдумывала это так же, как обдумывала всё на свете, с возвышенной точки зрения, и, в конце концов, почувствовала, что даже не беря в расчёт безопасность одной очень нервной персоны, будет счастлива, если эти двое соединятся друг с другом в Нью-Йорке. Их свадьба будет не только наградой её чувству соответствия, но и простым примером действия естественных законов. Олив, обладая философским складом ума, очень любила подобные иллюстрации закономерностей, царящих в мире.