Босиком до небес - [53]

Галима жила относительно хорошо. Её грамотность позволяла ей быть заведующей на продовольственном складе. Распределение скудных пайков напоминало жителям, что государство живёт. Все верили в победу. Появились сироты и в этом районе. Эти годы были суровым испытанием для всей страны. На побережье было ещё тяжелее: там близость моря всегда грозила обстрелом с воздуха и с воды.

Вера возглавила городской комитет партии. Познакомилась с русским военным Фёдором и вышла за него замуж. Арсентий ушёл на фронт. Люба, его жена, устроилась в госпиталь и оказывала помощь раненым.

В республике было относительно спокойнее, чем в центральной части страны. Везде провели радио, и народ был обеспечен новостями обстановки на фронтах.

Садык был подростком, и все его устремления на фронт были тщетны: возраст не позволял. Хасан стал брать Садыка с собой на охоту и научил обращаться с оружием. Школа была переоборудована под больницу. Марьям совсем постарела, и Мурад старался помогать ей: колол дрова, воды приносил в дом. Благодарность внука служила жизненной поддержкой для Марьям. Хасан был безразличен к Мураду. Вёл себя с ним строго. Марьям понимала, что время её уходит и здоровье становилось слабым. Она решила всё рассказать Мураду о том, как он родился и всё про его родителей. Мальчишка узнал, что его мать живёт в соседнем селении, и дом, который стоял пустующий рядом, построен его отцом Абакаром. Всё-всё поведала ему Марьям, и правда ошеломила мальчишку. Он понял, почему с ним так возвышенно ведут себя соседские подростки и Садык. У него нет отца, а мать бросила. Но мысль, что у него жива настоящая мать, согревала его. Мурад знал тайны своего рождения, стал совсем по-взрослому вникать в смысл поведения окружающих. Скрытая ненависть к нему, которую он усматривал, повзрослев, стала ему понятна. Бабушка – русская, отец – другой нации, и все считали его полукровкой. Иногда говорили в глаза упрёки, что он не их кровей. Однажды он спросил у деда Хасана:

– Отчего все попрекают моим происхождением меня?

– В тебе наша кровь тоже, не обращай внимания. Есть такие люди, которые дикие по-своему развитию и от этого упрекают других, кто от них хоть чем-то отличается, – строго ответил Хасан.

Мурад стал драчливым подростком. Друзья объединялись против него, когда он кого-нибудь наказывал за неуважение к своему происхождению. Несколько раз его избили подростки постарше.

– А что ты хотел, твой отец жил лучше их и многое мог. Тебе не дадут хорошей жизни, и всегда будут мстить за высокое положение твоего отца. Хоть ты и не при чём, но разве это объяснишь людям, которые живут своими представлениями, ничего не зная кроме жизни в селении, – сказал Хасан ему гневно.

Садык вёл себя высокомерно. Это качество в нём развилось. Умело использовал он растерянность Мурада.

– Я твой дядя, и ты мне не можешь перечить, – говорил постоянно Садык.

Мурад был смелым подростком и быстро научился драться. Дома он всё больше испытывал отчуждение, никто его не выгонял, он вёл себя как хотел. Мог когда угодно и куда угодно уйти. Приходил и видел, что его никто особо не терял и не переживал о нём. Одиночество угнетало ребёнка. Обуви не было у Мурада. Садык имел сапоги. А Мурад с детства ходил в обносках и не имел обуви. Кожа на ногах стала огрубевшей, и он бегал по камням, ловко прыгая, избегая острых осколков. Мысль о маме, как о чём-то загадочном, постоянно заставляла его представлять её.

– А какая она, родная мама?

Хасан учил его недоверию к людям и ловким обманам, чтобы выжить.

– Большего я не могу тебе дать, надейся только на себя.

Он говорил правду, которую Мурад осознал со временем. Даже женщина как-то прикрикнула на него нехорошими словами, когда Мурад не уступил ей дорогу. Чувство отчуждения всё возрастало. Однажды он решил спросить у деда Хасана, где его мама и что случилось с отцом. Хасан быстро раскусил Мурада, откуда он узнал эти сведения. Он побил жену за то, что слишком болтливая. Через какое-то время Мурада стали всё чаще упрекать в том, что ссоры в доме из-за него. Это было не прямо, но чувство, как «не у себя дома», стало привычным для него. Мурад не мог воспользоваться своим наследством – домом, потому что был недостаточно образован.

Босиком вниз к мельнице у речки он уходил всё чаще. У воды ему становилось легко, и только здесь он чувствовал себя свободным. Сидел Мурад на камне, упираясь босыми ногами в бревно, и бросал камушки в воду. У него не было игрушек. С самого детства этот мальчишка не знал, что такое радость и подарки. Его оборванный вид не вызывал ни в ком сострадания, и мальчик усвоил, что жалость – это слабость. Здесь у речки, когда камни становились холодными от ненастных дней, Мураду становилось страшно. Даже в этом излюбленном месте у реки, где он чувствовал свободу, ему становилось неуютно и холодно. Он плакал, но слёзы лились по щекам его не от жалости к себе или злобы на кого-то. Слёзы – были знаком несправедливости его одиночества. Чистой душой он испытывал неприятие людей, которым он никогда ничего плохого не делал.

– Только мама меня примет и будет любить, – решил Мурад.