Босфор. Россия и Турция в эпоху первой мировой войны - [9]

Предложения Щеглова о разведслужбе, о координации усилий военно-морской и военной сухопутной разведок оставались где-то в недрах громадных генеральских столов.

А.Н. Щеглов как лично известный государю и “благополезный” (признали все-таки!) офицер уволен не был. Однако и развернуться ему не давали.

Они ушли, как и пришли в Генмор, вместе — Александр Васильевич Колчак убыл командовать судном в Экспедиции Северного Ледовитого океана, Александр Николаевич Щеглов получил возможность на практике реализовать свои идеи о разведке.

* * *

Много позже, весной 1918 г., в Стокгольме, где он застрял в связи с революциями 1917 года, Щеглов вспоминал работу в Турции — Османской империи — как самые счастливые годы жизни. Привычно перебирая любимые янтарные четки, под серым мартовским небом Швеции 1918 года Щеглов мысленно видел другую весну и другое море.

…На берега Босфора весна приходит буйно. Красные маки, кажется, затапливают город и выплескиваются прямо в воды бухты Золотого Рога. Красное и серое… Красные и белые. Для тех, новых, кто пришел на Дворцовую в Петрограде в октябре 1917, он стал белым. Он не думал о том, какого он цвета, ни в феврале — марте 1917 г., ни позже, летом, когда старый друг Андрей Мандельштам, много лет служивший драгоманом российского посольства в Стамбуле и тоже попавший в Стокгольм, порвал предписание о возвращении в Петроград и отправился приватным образом в Париж. Туда, оказывается, еще в 1913 г. он перевел деньги, что лежали в банке в Петербурге, а потом и те, что получал в Стамбуле (и, кажется, не только из кассы российского посольства), и в 1920-е гг. безбедно жил и много писал.

А где теперь Саша Язьков, вспоминал в марте 1918 г. Щеглов, ближайший помощник в Стамбуле? Саша отпросился на Родину после отречения государя…[3]

Где Николай Корсун, мрачный армейский подполковник, полгода служивший в Стамбуле в аппарате российского военного атташе? Тот действительно ушел в революцию и, говорят, уже при штабе большевиков…[4] А он, Щеглов, служил; вступал порой в столкновение с теми, кто сейчас собирает так называемое патриотическое воинство России. Но что теперь? Служба его в Стокгольме повисла в воздухе, средств на жизнь не дает. Новым властям на родине он не нужен, да и сам он о них имел самое смутное представление. Может быть, прав был последний посол России в Стамбуле М.Н. Гире, когда весной 1914 г. советовал ему прикупить домик на острове в Мраморном море? Сидел бы сейчас и писал мемуары… В памяти русского офицера много интересного…[5]

Щеглов вспомнил, как учили они, уже в чинах офицеры, замысловатый своими арабскими письменами турецкий язык в 1907–1908 гг. Как же пригодилось это потом! Стамбул 1909 года, когда туда попал Щеглов, живо представился ему калейдоскопом старого и нового.

Уже прошел год, как по стране прокатилась мощная революция, совершенная в 1908 г. младотурками, молодыми армейскими офицерами, и ограничившая деспотизм султана. К власти пришли новые, энергичные люди, хотевшие обновления одряхлевшей Османской империи. Куда они поведут обширную и богатую страну, владычицу Черноморских проливов и многих стратегических пунктов на Суэце, в Красном море и Персидском заливе?

Тогда, в 1908–1909 гг. в Петербурге на сей счет ясности не было. Представители от военной разведки работали в Турции достаточно активно. Однако круг освещаемых ими проблем был достаточно узок.

Необходим был свежий взгляд, непредвзятый и острый ум аналитика. Кроме того, требовалось знание всего региона — политики, быта, нравов, идеологии — в сочетании со специальной военной-морской подготовкой.

За привычными картинами гаремов, янычар и одалисок, которые бойко рисовала и русская, и европейская рука наблюдателя на час, поспешного туриста по экзотической империи Османов, следовало увидеть и описать старого, но по-новому сильного противника.

Выбор пал на Щеглова. Это была идеальная кандидатура. Знание Средиземноморья, языков, обычаев, неординарность взглядов…

Тогда, в 1909 году, прибыв в Стамбул на должность старшего военно-морского агента (т. е. атташе) России, А.Н. Щеглов поразился развязности тона и поверхностности оценок, которые давал всем событиям на Ближнем Востоке посол Н.В. Чарыков, гофмейстер двора Николая II. Генерал паркетной службы, Чарыков заверял царя, беспечно проигравшего войну японцам, что Османская империя после своей революции 1908 г. уже “совсем ручная”, а младотурки так и “вообще одержимы идеей дружбы с русскими”. Что же до создания сильного Черноморского флота, в свое время зубной боли царя Николая I, так “они, турки, на то ни средств, ни желания не имеют”. Гофмейстер знал настроения в Зимнем дворце, где и слышать не хотели, что турки уже совсем не те, что были разбиты в 1877–1878 гг.

Как много приходилось Щеглову узнавать и понимать!

Россия, потерпевшая поражения в Крымской войне 1853–1856 гг., не имела права держать и строить военные корабли на Черном море. Как, впрочем, и Османская империя — держава из числа победителей. Таково было решение Англии, Франции и Австрии.

Российский канцлер Александр Михайлович Горчаков, не слишком таясь от своего старого друга, османского великого везира Фуад-паши, но в тайне от западных держав, подготовил и в 1871 г. обнародовал отказ России от унизительного для великой державы запрета иметь флот.