Бориска Прелукавый (Борис Годунов, Россия) - [2]

Малюта Скуратов никак не мог прийти в себя от потрясения, что выбор государя пал-таки на его родственницу. Ему такое и присниться не могло! Приходилось признать, что жена его в очередной раз оказалась права. Может, и другое ее настояние – непременно отдать дочку Машу за красовитого щеголя Годунова – тоже во благо?

Взгляд Матрены в это мгновение тоже перелетел к зятю. Бориска покосился на тещу таинственным темным оком, вдруг осветившимся потаенной усмешкою. Матрена сжала губы куриной гузкою, чтобы не расплылись в улыбке. Зять был ей чрезвычайно по сердцу! Глупенькая Маша и не понимает, как ей повезло. И не надо ей понимать, не надо… пусть стоит да радуется новому возвышению семьи, а больше ей знать ничего не нужно. Ни ей, ни кому другому… Матрена и на исповеди не проболтается о том, что дерзким «опричником», обесчестившим опасную соперницу Марфы – Зиновию Арцыбашеву, был не кто иной, как милый Бориска. Матрена подсунула девчонке наливочки – не простой наливочки! – Зиновия и обеспамятела сразу, а уж потом Бориска быстренько сделал свое мужское дело. Ну и что? Невелик грех, подумаешь! От зятя небось не убудет, от Машки тоже, а то где бы все они были сейчас, если бы возвысились жадные, будто вороны, Арцыбашевы?

Что не добром начато, вряд ли добром окончится. Породниться с государем Скуратовым-Бельским не удалось: Марфа, отравленная бывшим царским шурином Михаилом Темрюковичем Черкасским, мстившим за свою любимую сестру Кученей, умерла. Но как ни горевал государь, он все же приблизил к себе человека, который так приглянулся ему: зятя Малюты, Бориса Годунова.

Нет – теперь уже бывшего зятя. Малюта погиб на Ливонской войне. Эх, горестно думал Бориска, не вовремя загинул тестюшка на стенах какой-то ливонской крепости, не вовремя осиротил семью. Сразу после его смерти на первое место при государе вылез Богдан Бельский. Свойственник-то свойственник покойного Малюты, но не преминет ножку подставить, чтобы освободить себе дорогу к душе государевой!

Теперь целью жизни Бориски стало сделаться при царе незаменимым. И, делая вид, что готов на все ради исполнения прихотей властителя, он отчаянно ревновал ко всем, кто был государю ближе и дороже его. Даже к женщинам!

Нет, прежде всего – к женщинам. Ведь Иван Васильевич любил баб, а ночная кукушка, как всем известно, дневную перекукует.

До чего жаль, думал порою Бориска (царь-батюшка не называл его иначе, и Годунов делал вид, что рад этому, как ласковому прозвищу, хотя в «ласке» крылась и насмешка, и пренебрежение крылось), что Господь, а может, бес (к врагу рода человеческого, надо сказать, взывал Годунов куда чаще, нежели к Создателю и Спасителю, ощущая с бесом свое явное духовное родство), до чего, стало быть, жаль, что никто из них не научил человека скидываться существом иного пола. Не то чтобы Бориска женщинам завидовал – вот еще, завидовать этому бесправному, загнанному в терема племени! – однако он порою мечтал влезть в бабью шкуру, чтобы подобраться к самому сердцу государеву, изведать самые тайные его желания, сделаться властителем его дум и помыслов.

Конечно, бабою перекувыркнуться невозможно, однако можно попытаться сделаться ближним лицом государевой избранницы. Или, что еще лучше, самому подсунуть царю эту избранницу.

Но следующую жену, Анну Колтовскую, государь нашел себе сам – можно сказать, на обочине дороги подобрал: Анна шла во дворец с челобитной на опричника-притеснителя. Царь ее чуть конем не стоптал, поднял, увидел прекрасное лицо – и повез с собой во дворец.

Бориска ненавидел Анну Колтовскую за то, что черт ее принес так не вовремя. Ведь еще днем государь заговаривал о желании снова жениться, о грядущих смотринах невесты, и, помнится, Малюта и Борис тогда значительно переглянулись…

Оба не забывали ошеломляющий успех Марфы и те блага, которые посыпались на Малюту после сего замечательного сватовства. Годуновым тоже перепало немало. К несчастью, дело кончилось семипудовым пшиком. Но оба враз подумали об одном и том же: почему бы не попытать удачу вновь? Почему не поискать невесты в собственной семье? Конечно, младшая дочь Малюты, Катерина, только-только родилась, она еще в люльке качается и соску сосет, однако сестре Годунова Ирине скоро четырнадцать, и хоть на смотрины берут девиц с пятнадцати лет, всегда можно как-то исхитриться…

О, какие вспыхнули угарные мечты в голове Бориса! Сразу вспомнились все слухи о почти неограниченной власти, которой обладал Михаил Темрюкович, брат второй царицы. Сразу вообразил себя…

И напрасно, как выяснилось вскоре. Царь женился на Анне, потом погиб Малюта, и Бориска приуныл, сильно приуныл…

Раньше безвылазно сидевший в Александровой слободе, мозоливший глаза царю, он начал чаще наезжать в Москву, окончательно отстроил там себе дом и даже поизбавился от своей заносчивости, стал любезнее в общении, поняв, видимо, что само по себе внимание или невнимание государево еще не делает человека лучше или хуже. А может, просто искал себе новых союзников. Кто его, Бориску прелукавого, разберет!

Московское жилье Годунова находилось не столь уж далеко от Арбата, где проживал царский архиятер, то есть лекарь, Элоизиус Бомелиус (или Елисей Бомелий, дохтур Елисей, как его называли в Московии). Бомелий не любил Александрову слободу и при всяком удобном случае норовил уехать в столицу, чтобы привести в порядок свое жилище, пострадавшее при последнем пожаре и вдобавок изрядно заброшенное за время участия лекаря в недавнем Ливонском походе.