Борис Ельцин: От рассвета до заката - [15]

Еще одна из причин, по которой Виктор Васильевич не жаждал перехода из ЦК, сугубо меркантильная. В Московском горкоме партии казенные дачи по сравнению с цековскими были скромнее, должностные оклады — ниже. А Илюшин всегда очень внимательно относился к номенклатурным привилегиям и искренне полагал, что они точнее всего отражают ценность партработника.

Следуя этой логике, выходило, что ценность Илюшина внезапно и беспричинно снизилась. Он частенько заводил разговор на эту тему:

— Работаю, как папа Карло, а получаю гроши. Платили хотя бы тысячу долларов.

Такая сумма казалась ему пределом материального благополучия.

Для меня же предложение перейти в охрану Ельцина выглядело перспективным. К тому времени я дослужился до капитана, побывал в Афганистане и был не против позитивных перемен в карьере. В охране Бориса Николаевича мне определили подполковничью должность. Для любого военного — это существенное продвижение по службе. Повышения же в системе 9-го управления КГБ, которое занималось охраной высокопоставленных руководителей партии и правительства, случались не гак часто, как в армии. Дослужиться до заместителя начальника или начальника личной охраны считалось несбыточной мечтой.

Честно говоря, мне было все равно, кого охранять: первого секретаря Свердловского обкома партии или начальника Чукотки. По-настоящему высоким в охране считали уровень Генерального секретаря или Председателя Совета Министров. Но разве я мог тогда предположить, что это назначение — судьба!

Личные отношения Борис Николаевич сразу ограничил жесткими рамками. Всех называл только на «вы», разговаривал кратко и строго: «Поехали! Подать машину в такое-то время. Позвоните туда-то. Доложите об исполнении» и т. п.

Первое замечание он мне сделал, когда я захлопнул дверцу машины. Открывая его дверь, я одновременно захлопывал свою. Но поскольку у него на левой руке трех пальцев не хватало, то подспудно затаился страх, что и оставшиеся фаланги ему когда-нибудь непременно оторвут. Например, прихлопнут дверцей автомобиля. Он выходил из ЗИЛа весьма своеобразно — хватал стойку машины, расположенную между дверьми и резко подтягивал тело. Причем брался всегда правой рукой. Пальцы при этом действительно находились в опасной зоне. Я сразу обратил внимание на эту особенность шефа выходить из машины, и никогда бы пальцы ему не прихлопнул. Поэтому мне было обидно услышать от Бориса Николаевича резкое резюме:

— Вы мне когда-нибудь отхлопните пальцы.

В дальнейшем я поступал так: выходил первым, закрывая свою дверь, а потом уж распахивал его. Так что не так уж просто было служить при Ельцине даже простым «двереоткрывателем».

В ЗИЛе или «Чайке» Борис Николаевич всегда сидел на заднем сидении. Я располагался рядом с водителем, а он — справа за мной. С первых дней работы я понял: мой шеф очень не любит повторять дважды. Иногда случалось: мотор урчит или я задумаюсь, а он что-нибудь в этот момент буркнет. Переспросить для меня было мукой — краснел заранее, особенно горели уши как у провинившегося пацана.

Меня не удивляло, что Борис Николаевич вел себя как настоящий партийный деспот. Практически у всех партийных товарищей такого высокого уровня был одинаковый стиль поведения с подчиненными. Я бы больше поразился, если бы заметил у него интеллигентские манеры.

Когда Ельцин приходил домой, дети и жена стояли навытяжку. К папочке кидались, раздевали его, переобували. Он только сам руки поднимал.

Борис Николаевич прекрасно выдерживал забитый до предела распорядок дня. В субботу работал только до обеда, а воскресный день проводил дома с семьей. Они все вместе обедали. Глава семейства любил в бане попариться. Зимой на лыжах катался. Мне он рассказывал, что в Свердловске регулярно совершал лыжные прогулки.

В Москве начальник охрану Ельцина Юрий Федорович Кожухов приучил его иногда ездить в спорткомплекс, на Ленинские горы, куда ни члены Политбюро, ни более молодые кандидаты практически не заглядывали.

В спорткомплексе Борис Николаевич начал брать первые уроки тенниса. Инструкторы попались не очень профессиональные — бывшие перворазрядники или вообще специалисты по другим вида спорта. Но никакого другого тренера по теннису тогда неоткуда было взять, а пригласить профессионала просто в голову никому не приходило.

Постепенно Кожухов стал для Ельцина близким человеком на работе, а я вместе с моим напарником Виктором Суздалевым никогда эту близость не оспаривали. Мы были благодарны Кожухову за то, что он нас выбрал из внушительного числа претендентов — тех майоров и капитанов КГБ, чьи анкеты он просматривал, подбирая охрану Ельцину. Кожухов нам поведал, что ему предложили выбрать себе заместителей из десяти кандидатов. Все были профессионалами, с высшим образованием. И он выбрал Суздалева и Коржакова.

Виктор, к сожалению, несколько лет назад погиб в автокатастрофе — разбился по дороге на дачу. Мы с ним к этому моменту практически не поддерживали отношений. Суздалева в 89-м уволили из КГБ фактически из-за меня: я общался с опальным Ельциным, а Виктор — со мной.

Горбачева на первых порах Борис Николаевич боготворил. У него с Генеральным секретарем ЦК КПСС была прямая связь — отдельный телефонный аппарат. И если этот телефон звонил, Ельцин бежал к нему сломя голову.