Борис Березовский. Человек, проигравший войну - [24]

К моменту приватизации все в стране уже продавалось и покупалось по новым ценам. Все, кроме… Правильно! Кроме приватизируемых предприятий. Те оценивались по дореформенным масштабам.

Впрочем, те, кто не хотел продавать ваучеры, могли вложить их в так называемые чековые инвестиционные фонды, которые брали на себя заботу о вашей доле общего имущества. К концу 1993 года в России функционировало порядка 600 таких фондов, заявленный ими уставный капитал приближался к одному триллиону (!) руб. Крупнейшими были – Первый ваучерный фонд, «Альфа-капитал» и «Московская недвижимость». Большая часть фондов была сосредоточена в Московском регионе – 96 штук, в Санкт-Петербурге – 38, в Екатеринбурге – 20. На севере и востоке страны, поскольку население там пьет отчаянно, фондов потребовалось меньше – там их было от одного до шести на регион. Большинство ваучеров скупались за традиционную жидкую валюту. В российских регионах лидировали «Вяткаинвестфонд» и «Саха-Инвест». Существовали и фонды-малютки, возможности которых в получении прибыли были весьма ограничены.

Совсем скоро чековые инвестиционные фонды один за другим стали исчезать неведомо куда вместе с мешками собранных ваучеров. А тем временем приближался крайний срок – тридцать первое декабря 1993 года – после которого ваучеры считались аннулированными и превращались в пустые бумажки…

Начался следующий этап – чековые аукционы, на которых за ваучеры должна была продаваться в частные руки бывшая государственная собственность… К слову, в 1993–1994 годах ежемесячно проходило до 800 чековых аукционов во всех регионах страны. Более 70 % акций было реализовано за ваучеры. Кто-нибудь когда-нибудь получил от своей доли общероссийской собственности хотя бы один рубль дивидендов? Если таковые имеются, прошу – откликнитесь! Впишите свое имя в историю экономической реформы!

Проходили чековые аукционы, мягко выражаясь, своеобразно. Для начала Чубайс пробил так называемый заявочный принцип участия – кто первым подал заявку, тот и получает право быть в первых рядах. Хотя те же американцы в похожих случаях (когда, например, делили золотоносные участки) принимали все заявки, и время подачи никакой роли не играло – о чем можно узнать, например, из книг Джека Лондона. Впрочем, Чубайс, не исключено, Джека Лондона попросту не читал.

Далее: самим трудовым коллективам приватизируемых предприятий, независимо от количества имевшихся у них «билетов в капитализм», было почему-то решительно отказано участвовать в аукционах в качестве покупателей. И, наконец, аукцион мог быть проведен даже в том случае, если имелся один-единственный участник с одной-единственной заявкой. Как это совмещалось с понятием «честная конкуренция», решительно непонятно. Ну а предлогов, по которым того или иного участника могли не допустить к торгам, оказалось столько, что перечислить их невозможно…

Критики Чубайса тогда же считали, что приватизацию следует проводить медленно и постепенно, начиная с мелких магазинов, ресторанов, небольших цехов. Далее – выставить на продажу предприятия легкой промышленности и наконец переходить к тяжелой индустрии и предприятиям по добыче природных ресурсов.

Однако Чубайс и Гайдар вели себя совершенно по-большевистски. Большевизм – это в первую очередь стремление реализовать намеченную программу лихим кавалерийским наскоком, не стесняясь в средствах и не считаясь с потерями. Сам Чубайс в своем печатном труде «Приватизация по-российски» признавался: «То, что мы сделали в рамках своей схемы… было своего рода насилием – насилием над естественно идущим процессом стихийной приватизации, над интересами элиты общества. Масштаб примененного насилия (курсив мой. – А. Б.) вызвал дикое сопротивление. Тем не менее нам удалось устоять и свою схему реализовать».

Что ж, революционное насилие – дело в нашей стране привычное… Гайдар позже признавал открыто: «Ваучер не имел никакого значения, кроме социально-психологического». Чубайс широким жестом фокусника выставил на продажу все сразу: крупнейшие нефтяные компании, металлургические и горные комбинаты, лесоперерабатывающие комплексы, автозаводы, тракторные заводы, машиностроительные предприятия, порты и флотилии судов… И «продавалось» все это богатство по тем правилам, о которых я рассказывал выше.

Криминалом от этих сделок несло за версту. Практически все выставленное на продажу оказалось куплено по смехотворно низким ценам, не имевшим ничего общего с реальной стоимостью прибыльнейших предприятий. По данным знатока проблемы покойного Пола Хлебникова, шесть промышленных гигантов, «бриллиантов в короне российской промышленности», были проданы на ваучерных аукционах в двадцать раз дешевле их рыночной стоимости – «Газпром», РАО «ЕЭС», «Лукойл», «Ростелеком», «Юганскнефтегаз» и «Сургутнефтегаз».

«Газпром» ушел всего за 250 миллионов долларов – при том, что одни только его газовые ресурсы стоили до 700 миллионов. А ведь была еще и «материальная часть»: оборудование, насосные станции, прочая инфраструктура…

Производственные и промышленные ресурсы, «проданные» таким вот образом, принесли смехотворную сумму в 5 миллиардов долларов. Для сравнения: рынок акций Мексики в то время оценивался в 150 миллиардов, Гонконга – в 300 миллиардов.