Борель. Золото [сборник] - [98]

— Дурную работенку ты провернул… Экую оказию перекопали… А надо бы сначала лопаткой пробовать — дешевле стоит.

Старик взвалил на плечо кайло и отшагал от едва сочившегося мутного ручья к соснам около четырех саженей.

— Вот здесь, ищи камни, положенные крестом, — повелительно сказал он.

Гурьян начал снимать лопатой влажную землю с нежной порослью зелени. А Митрофан дряхлыми руками медленно всаживал конец кайла — щупал и прислушивался. Он остановился, размышляя.

— Стой, стой! Забыл, сивый дурак. — Старик отшагал на запад и ударил в мамушку округлившегося холмика. Железо звонко цокнуло о камень.

— Вот он! — Митрофан, к удивлению директора, проворно сбросил с плеч рубище и начал снимать холмик. Рыхлая сероватая земля рассыпалась, рвалась клочьями, и Гурьян сразу убедился, что здесь завален старый шурф. Вскоре Митрофан выворотил сложенные крестом камни и объяснил:

— Это ямка Спирьки Косогона, моего дружка по каторге. Тут копай без опаски. Спирька Черняеву показал это место, а тому не удалось попользоваться. Уцокали его ваши верхотуринские мужички вместе с раскрасавицей женкой, а девчурку взял на вырост учитель Александр Иванович.

— Какой Черняев? — удивился Гурьян.

— Политический тут в ссылке жил, в деревне Сухаревой, — продолжал Митрофан. — Образованный человек, сказывал Спирька, был.

— Так это родители той… Тани! — Гурьян отбросил лопату и сел рядом с Митрофаном. — А за что их убили?

— За золотишко, известно… Но ничего, надо быть, не поживились. Черняев-то ездил сюда со Спирькой и женой, хотел работу начинать, да в кармане тоска завелась, а тут верхотуровцы пронюхали и грохнули в них с женой из берданок прямо на дороге. Спирька-то убежал на Олекму и там проболтался мне.

— Вон как вышло!

Митрофан посмотрел на директора пустыми глазами и, не поняв его, поднялся, кряхтя.

— Поедем в Черемуховую падь, — указал он на восток. — Там тоже золотые места должны быть.

…В поселок они вернулись вечером. Митрофан с крыльца столовой осмотрел постройки и видневшиеся копры шахт:

— Какую беду вы здесь разбухали, — покачал он головой. — А копачи есть?

— Сколько угодно, — усмехнулся Гурьян, поняв мысли старого таежника.

— Прикажи доставить меня к ним.

— Обожди, сначала отпарим тебя в бане и оденем как полагается.

Митрофан опустился на ступеньку и присел, согнувшись.

Из разложины, от старательских шурфов, с разговорами, с топотом повалили к поселку рабочие, поднимая серую пыль на высохших тропах. Эта людская сила вызвала в отцветших глазах Митрофана умиление и робость. Он повертывал голову, как попавший в клетку матерый зверь, и жадно глотал махорочный дым.

Утром молодая поросль зелени дымилась от росы. Туман рваными клочьями качался над долиной. В конторах заканчивалась раскомандировка.

Митрофан, переодетый в легкую спецовку и светлую пюферку, помогал рабочим укладывать на грузовик инструменты.

— Лоток-то рассыпается, — указал он подошедшему Гурьяну.

— Тебе ровесник, — пошутил Костя Мочалов.

— С песочком, — мыкнул Супостат.

— Песочек и у молодых бывает, когда покрепче прижмут.

Ответ старика рассмешил рабочих.

Грузовик двинулся, подбрасывая на площадке с десяток разведчиков. Около первого станка Гурьян остановил машину.

— Перебрасывайтесь к Гнилому ручью, — сказал он лысому старику мастеру.

— Значит, шабашим здесь?

— Попробуем там, — ответил директор. — Скажи и Чумандурову, чтобы перетаскивался.

Около сосен Костя первый соскочил на разрытый курганчик и плюнул в ладони.

— Копанем, видно, — показал он Ларьке крупные зубы.

— Это нехитро, да что-то клад нам хвост кажет. Зачем привезли этого карымца? — подмигнул он на суетливо вышедшего Митрофана.

— А вот, расчухаем…

Митрофан очертил посохом квадрат и, заметив улыбку Кости, сердито неожиданно вспылил.

— Чего скалишься?

— На тебя любуюсь… Орел, видать, был. — И эта молодая улыбка обезоружила старика.

— Был да сплыл, а то бы зажал таких, как муху.

Ларька выбросил землю и хитро подтолкнул Митрофана.

— Ты и по части баб, дед, бывал мастер?

Митрофан разогнул спину и открыл беззубый рот.

— Теперь на мой грех положен пост, — отшутился он.

Митрофан затрясся от смеха.

— Охальники вы, — он взял кайло и медленно начал одалбливать кромку шурфа.

— Здорово садишь, дед, — не унимались ребята.

— Нет, знать-то, отсадил, сынки. Откайлил… Вот так, как вы, нам с хозяевами не доводилось ездить на машинах, — старик нагреб из Гурьянова кисета махорки и вздохнул. — Ничего вы, вижу, не тямлите о прежней житухе приискателя. А прямо скажу: жили мы не люди и умрем не покойники. Хотел в жизни гору своротить, а всего раздавил гниду. Теперь вот гляжу на вас и умом не пойму перемену. Толковее вы нас, — Митрофан выколотил трубку и полез в кабину.

— Курья не высохла? — спросил он Гурьяна.

— Нет, глубже стала.

— Катай туда.

Директор завел мотор. Автомашина запрыгала по мелким кочкам, рассеивая перегар. Ручей потерялся в кустарниках. До протоки два раза буксовала машина, и, когда Гурьян вывел ее на берег, поросший мелким ельником, старик махнул рукой.

— Вот отсюда до самых гор, Спирька говорил, лежит богатство, а тем наипаче — на дне курьи. Но вот глубока она, дешево создание, — Митрофан вышел и зашагал рядом с Гурьяном. По берегу расцветали первые подснежники и щетинилась зелень, пахнущая медуницей.