Борджиа - [39]

– Свидетели показали, что ваши намерения были далеки от тех, что вы только что назвали. Но мы не хотим углубляться в ваши мысли… Мы только обвиняем вас в попытке убийства…

– Убийства? – Рагастен скорее удивился, чем возмутился.

– Вы неожиданно, изменнически, трусливо нанесли удар кинжалом монсиньору Франческо, герцогу Гандийскому.

Рагастена оглушило столь неожиданное обвинение. Он просто пожал плечами.

– Отвечайте на выдвинутое против вас обвинение… Не молчите.

– Я молчу, потому что это обвинение абсурдно. Убийца… Да вы его знаете так же хорошо, как и я. До сих пор я сомневался в увиденном… Не доверял своим чувствам. Но теперь я убежден, что не ошибался. Передайте синьору Чезаре, чтобы в следующий раз, когда он нанесет подлый удар кинжалом, он хорошенько вытирал следы крови.

– Вы напрасно пытаетесь внушить суду факт омерзительного кощунства, – поспешно возразил судья. – Повторяю. Можете ли вы доказать, что не закололи кинжалом Франческо, герцога Гандийского?

Рагастен присвистнул, как на охоте.

– Напишите, что обвиняемый признался! – крикнул судья.

– Напишите также, что судья верховного трибунала солгал, – добавил Рагастен.

Ничего не ответив, судья схватил протокол, который ему протянул писарь и принялся поспешно читать его. Он закончил чтение следующими словами:

– Осужденный, приговор будет приведен в исполнение в течение трех суток. Этот срок вам дается, чтобы испросить Божественное милосердие…

– А вам… вам потребуется целая жизнь, чтобы смыть с совести злодеяние, вами совершенное.

Несколько секунд спустя Рагастен остался один. Эта пародия на суд совершилась с такой быстротой, что шевалье подумал, не приснилась ли она ему.

Но вскоре он смог отчетливо воспроизвести все детали этой ошеломляющей сцены. И вновь отдались в мозгу слова приговора:

– Осужденный будет помещен в последнюю камеру на срок два раза по двенадцать часов, чтобы раскаяние смогло войти в его развращенную душу… Потом он будет извлечен оттуда живым или мертвым… Ему будут отрублены запястья … в публичном месте… Палач перерубит ему шею на судебной плахе топором или мечом… Тело осужденного будет выставлено у позорного столба в течение двух суток после казни.

Где находится эта последняя камера, о которой говорилось в приговоре? Рагастену это было безразлично. Но зато он ясно понял, что ему отрубят голову. Его мысли непреодолимо обращались к Чезаре.

– Да, хорошенького господина я себе здесь выбрал! – пробормотал он. – Я приехал сюда, чтобы пройти курс славы, а получил от него урок убийства. Еще дешево отделался!..

XIX. Роза

Рафаэль Санцио после похищения своей юной жены отправился в Гетто, чтобы предупредить Магу о том, что произошло, но он не нашел приемной матери Розиты. Она и в самом деле исчезла.

…Когда Рафаэль ушел, навсегда уведя свою Форнарину, старая Роза удалилась в комнату девушки в приступе безнадежного отчаяния.

– Теперь одна!.. Одна во всем мире… Одна с жаждой мести…

Эти слова она повторяла бесконечно, то и дело прерывая их рыданиями. Но сердце Маги закалилось в страданиях. Поэтому через некоторое время она успокоилась, по меньшей мере внешне.

Она вернулась в конуру, в которой принимала папу. Потом открыла старый сундук, вытащила из него шкатулку, набила золотом и драгоценностями пояс и, покончив с этим занятием, еще раз оглянулась вокруг и вышла.

Мага прошла цепи, перегораживавшие улицы Гетто, и, казалось, вновь обрела хладнокровие. Десять минут спустя она оказалась перед Веселым дворцом. Она обогнула его, дошла до того места, где здание подходило к самой воде, остановилась перед маленькой дверью и открыла ее своим ключом.

Не в первый раз старая Роза пользовалась им; не однажды она таким путем проникала в жилище Лукреции. Она пересекла, не колеблясь, некое подобие внутреннего дворика и вошла в проход, преодолев который, поднялась по узкой лестнице.

Достигнув третьего этажа, Мага пошла по лабиринту коридоров с такой уверенностью, что выказывало совершеннейшее знание их расположения. Наконец она остановилась перед одной дверью и поскребла пальцем. Подождав несколько секунд, она еще раз царапнула, но на этот раз особым образом. Видимо, это был заранее обговоренный сигнал. Мгновением позже дверь отворилась и чей-то голос в темноте едва слышно проговорил:

– Это вы, синьора?.. Пресвятая Дева! Какие холодные у вас руки… Садитесь, вот здесь… Подождите, я зажгу свет…

Мага позволила отвести себя за руку и уселась, не говоря ни слова. Мужчина, говоривший с ней, торопливо зажег светильник. Пламя выхватило из темноты фигуру старичка с демоническим лицом и сардонической усмешкой, того самого, что приносил Рагастену в гостиницу кошелек с сотней пистолей: синьор Джакомо.

– Накиньте плед на плечи, синьора Роза, – заботливо сказал старик. – А вот вам подушечка под ноги… Удобно вам в кресле?

Интендант стоял перед сидящей старухой в почтительной позе, выражая глубокое уважение.

– Джакомо, – проговорила Мага, – я хочу видеть ее…

Старик вздрогнул и молитвенно сложил руки.

– Что вы сказали, синьора?

– Я сказала, что хочу видеть Лукрецию…

– Синьора! Что вы от меня хотите?

– Вполне простое и естественное дело.