Борджиа - [103]

«Она испугалась и решила вернуться в Тиволи», – подумал он.

Чезаре решил вызвать дона Гарконио и допросить его. Монаха тщетно искали по всему лагерю; он тоже исчез.

XLVII. Дуэль

Рагастен, отправляясь на рандеву с Джованни Малатестой, находился в настоящем отчаянии. Он готов был позволить сопернику убить себя, покончить одним ударом с жизнью, которая казалась ему ненужной с того момента, как Примавера стала недоступной для него. Но свое решение он принял, не учитывая свою могучую тягу к жизни, свой особенный темперамент, который в крайнем случае принимал смерть и даже позволял желать ее, но для него была невыносимой мысль умереть побежденным.

И вот в тот самый момент, когда он принял защитную стойку, шевалье, как говорится, открыл грудь сопернику. Но первый же серьезный удар он парировал. Это была не столько жажда жизни, сколько заинтересованность в искусстве владения шпагой. Малатеста оказался серьезным противником. Он затеял жуткую игру. И Рагастен, возможно, позволивший бы убить себя неловкому бойцу, почувствовал, как в нем просыпается отвага, причем с того самого мгновения, как он понял реальность смертельной угрозы.

Он заинтересовался дуэлью и восхитился фехтовальным искусством своего соперника, что и спасло шевалье.

Между тем Малатеста наносил ему удар за ударом. Намерения Рагастена изменились. Он отказался от мысли ранить соперника; шевалье поставил себе целью только защищаться, но так, чтобы не дать себя поранить. Уже первая схватка вызвала восторженные возгласы свидетелей дуэли. Два или три раза шевалье мог смертельно ранить противника, но каждый раз он ограничивался только отражением удара, не нанося быстрого ответа.

Три довольно продолжительных схватки следовали одна за другой. Четвертой Рагастен решил закончить дуэль. Серией дублей, которые делали шевалье грозным боцом, он блокировал шпагу Малатесты и выбил ее в воздух. В те времена разрешалось убивать обезоруженного соперника. Дуэль была настоящей смертельной схваткой, в которой разрешались любые хитрости. Надо было убить или быть убитым.

Обезоруженный Малатеста скрестил руки.

– Вы торжествуете на всех фронтах, синьор, – с горечью сказал он. – Убейте меня!..

Свидетели дуэли за эти несколько коротких мгновений посчитали Малатесту мертвецом. Но Рагастен, ничего не говоря, кинулся к шпаге Малатесты. Он подобрал оружие, потом тяжелым шагом вернулся к молодому человеку и протянул ему шпагу рукоятью вперед.

Этот жест был столь чистосердечен, что свидетели дуэли не могли удержаться от аплодисментов.

Малатеста напыжился, к глазам его подступили слезы, но он удержал их. В течение нескольких секунд он находился в подавленном состоянии; похоже, у него закружилась голова. Потом он широко раскрыл объятья; великодушие Рагастена покорило его…

– Любите ее! – тихо вымолвил несчастный молодой человек. – Вы достойны ее…

– Тысяча чертей! – ответил Рагастен. – Я отказался бы от своей части неба, если бы мне пришлось причинить зло столь совершенному дворянину. Но, – продолжил он, внезапно помрачнев, – вы в высшей степени ошибаетесь. Возможно, она вас не любит, поскольку вы так утверждаете. Но уверяю вас, что я в этом отношении ничуть не более счастлив!

Обмен репликами совершался тихими голосами. Малатеста покачал головой и взял Рагастена за руку.

– Синьоры! – обратился он к своим спутникам. – Это мой брат…

Джулио Орсини выразил общее мнение:

– Шевалье будет братом всем нам, потому что он будет сражаться в наших рядах, с нами и за нас.

Эти простые слова решили судьбу Рагастена. Всего за несколько мгновений до этого он повторял себе, что поскольку Примавера вышла замуж, он, закончив дуэль, может спокойно уезжать из города. Но слова Орсини связали его.

Уехать – значило отступить, спастись. Правда, Рагастен принял бы любое суждение, кроме обвинения в бегстве. И он без малейших колебаний ответил:

– Синьоры! Горжусь, что смогу победить или умереть в такой блистательной компании!

После этих слов все сели на лошадей и помчались в Монтефорте.

XLVIII. Плакучая ива

Примирение Рагастена и Джованни Малатесты было скреплено следующим вечером на ужине во дворце Орсини. Утром Рагастен, сопровождаемый своими новыми друзьями, пришел на аудиенцию к графу Альме и сообщил ему свое окончательное решение. Он готов был поступить на службу в армию союзников.

В ответ граф выразил глубокое удовлетворение и предложил ему самые привлекательные должности. Но пожелания Рагастена были куда скромнее. Он хотел сражаться добровольцем. Но потом, уступая настойчивости графа, он заявил:

– Так и быть; если ваше сиятельство намерен наградить меня званием и должностью, скажу, что в Монтефорте есть несколько крепостных орудий. Прошу приставить меня к этим пушкам для наиболее эффективного их использования.

Когда с назначением Рагастена было покончено, шевалье провел остаток дня с друзьями. Они вместе посетили фортификации и составили план защиты на случай осады, представив его на утверждение князю Манфрели. Потом все отправились на торжественный обед во дворец Орсини. После обеда Рагастен отправился в апартаменты, которые предоставил в его распоряжение Джулио Орсини. Там его поджидал Спадакаппа.