Борьба за Рим - [92]

Однажды Матасвинта увидела его во время такой раздачи. Он стоял на мраморных ступенях церкви св. Апполинария среди толпы нищих, благословлявших его. Она стала рядом с ними начала помогать ему. Вдруг она заметила среди теснящейся толпы одну женщину в темной одежде из грубой материи. Голова ее была почти скрыта под плащом. Она не теснилась вперед, не старалась выбраться на ступени, чтобы получить хлеба, а, облокотясь рукою о мраморную колонну храма и склонив голову на руку, пристально, не отрывая глаз, смотрела на королеву.

Матасвинта подумала, что она из робости или стыда не хочет просить, и, наполнив одну из корзин провизией, дала Аспе, чтобы та отнесла ей. Когда она снова подняла голову, женщина в темном плаще исчезла. Матасвинта не видела, как высокого роста мужчина, осторожно прикоснувшись к плечу женщины, сказал ей: «Идем, тебе не годится стоять здесь». И женщина, точно пробудившись от сна, ответила: «Клянусь, она чудно хороша!»

Когда хлеб был роздан, Витихис обратился к Матасвинте.

— Благодарю тебя, Матасвинта! — сказал он.

В первый раз назвал он ее по имени. И его тон, и взгляд, который он бросил на нее, глубоко запали ей в душу. Слезы радости выступили на ее глазах.

— О, он добр, — сказала она, направляясь домой: — я также буду добра.

Как только она вступила во двор, к ней подбежала Аспа.

— Посланный из лагеря, — прошептала она. — Он принес тайное письмо от префекта и ждет ответа.

— Оставь, — сказала Матасвинта. — Я ничего более не стану ни слушать, ни читать. Но кто это? — спросила она, указывая на группу женщин, детей и больных, готов и итальянцев, одетых в лохмотья и сидевших у лестницы, ведущей в ее комнаты.

— Это нищие, бедные, они здесь с самого утра. Их никак не могли выгнать.

— Их и не должны выгонять, — ответила Матасвинта, приближаясь к группе.

— Хлеба, королева! Хлеба, дочь Амалунгов! — вскричали голоса навстречу ей.

— Аспа, отдай им золото и все, что есть.

— Хлеба! Королева, хлеба, не золота! На золото теперь в Равенне нельзя достать хлеба.

— Ведь король раздает ежедневно хлеб у своих житниц. Я только что оттуда. Почему вы не пришли туда?

— Ах, королева, мы не могли протесниться, — жалобным голосом вскричала одна истощенная женщина. — Я сама стара, вот это дочь моя — больна, а тот старик — слеп. Здоровые, молодые оттолкнули нас. Три дня старались мы пробраться к королю, и нас все отталкивали.

— Мы умираем с голоду, — начал один старик. — О Теодорих, мой господин и король, где ты? При тебе мы жили безбедно. А этот несчастный король…

— Молчи, — сказала Матасвинта, — король, мой супруг, делает для вас больше, чем вы заслуживаете. Обождите, я принесу вам хлеба. Аспа, идем!

— Куда ты? — спросила девочка.

— К королю, — ответила Матасвинта.

— У него теперь посол от Велизария. Он давно уже сидит здесь. Подожди!

В эту минуту дверь комнаты короля распахнулась. На пороге стоял недовольный Прокопий.

— Король готов, — сказал он, еще раз обернувшись к Витихису. — Это твое последнее слово? Подумай, я обожду до завтрака.

— Напрасно. Я отказываюсь.

— Помни: если город будет взят штурмом, то все готы, — Велизарий в этом поклялся, — будут умерщвлены, а женщины и дети проданы в рабство. Понимаешь, Велизарий не хочет, чтобы в его Италии были варвары. Тебя может соблазнять смерть героя, но подумай об этих беспомощных: их кровь возопит перед престолом Бога.

— Посол Велизария, — прервал его Витихис, — вы также находитесь во власти Бога, как и мы. Прощай!

Слова эти были сказаны с таким достоинством, что византиец должен был уйти.

Как только вышел Прокопий, в комнату вошла Матасвинта.

— Ты здесь, королева? — с удивлением сказал Витихис, сделав шаг навстречу ей. — Что привело тебя сюда?

— Долг, сострадание, — быстро ответила Матасвинта. — Иначе бы я… Я к тебе с просьбой. Дай мне хлеба для бедных больных, которые…

Король молча протянул ей руку. Это было в первый раз, и ей так хотелось пожать ее, но она не смела, — она вспомнила, как виновата перед ним. Витихис сам взял и пожал ее руку.

— Благодарю тебя, Матасвинта. У тебя, значит, есть сердце для твоего народа и сочувствие к его страданиям. А я не поверил бы этому. Прости, я дурно думал о тебе!

— Если бы ты лучше думал обо мне, быть может, многое было бы иначе.

— Едва ли. Несчастие преследует меня. И вот даже теперь разбилась последняя моя надежда: франки, на помощь которых я рассчитывал, изменили нам. Остается только умереть.

— О, позволь и мне разделить вашу участь! — вскричала Матасвинта со сверкающими глазами.

— Ты?.. Нет. Дочь Теодориха будет с почетом принята при византийском дворе. Ведь всем известно, что ты против воли стала моей королевой. Ты заяви об этом.

— Никогда! — горячо вскричала Матасвинта.

— Но другие, — продолжал Витихис, не обращая внимания на ее возражение: — эти тысячи, сотни тысяч женщин, детей! Велизарий сдержит клятву. Для них есть еще только одна надежда — на вестготов. Я послал просить, чтобы они выслали нам свой флот, потому что наш взят неприятелем. Если вестготы согласятся, то через несколько недель корабли могут быть здесь, и тогда все, кто не может сражаться, — больные, женщины, дети, — могут отсюда бежать в Испанию. Ты также можешь уехать, если хочешь.