Борьба с безумием - [5]

Ввязаться в борьбу с подобным злом - при всей мяг­кости речи и ангельской улыбке Фергюсона - было с его стороны отчаянной смелостью. В качестве эксперименталь­ной базы для всего Северного Мичигана он приспособил самые отдаленные, наглухо запертые, специально оборудо­ванные палаты своей больницы. Здесь прозябали - слово «жили» для них не подходит - обломки человечества, по больничному прозвищу «коты да собаки», хронические больные, не поддававшиеся никаким видам лечения, печаль­ный арьергард людей без надежды. Легкие или ранние слу­чаи психозов Фергюсону не годились.

В этом отношении он напомнил мне доктора Джулиуса Вагнер-Яурегга, который в 1917 году, как и Фергюсон, от­бирал для лечения только тех больных, которым грозила неизбежная, стопроцентная смерть от прогрессивного па­ралича. Он выжигал сифилис из их мозга огнем малярии и впервые в истории медицины вернул горсточку обре­ченных паралитиков к нормальному поведению, к семье и работе.

Свой знаменитый опыт австриец поставил над больны-г.:и, обреченными на верную смерть, ибо такова неотврати­мая природа общего паралича слабоумных. А у Фергюсо­на? Среди тысячи с лишним больных в его отделении было некоторое количество душевнобольных с начальной фор­мой заболевания - те случаи, которые успешно излечива­ются инсулином или электрошоком. Поскольку Фергюсон задумал пустить в ход новые успокоительные и возбужда­ющие лекарства, почему он не попробовал сначала испы­тать их действие на больных с ранней формой болезни? Почему он не дал возможности этим новым средствам быстро завоевать признание и успех?

Причиной того, что он этого не сделал и отбирал для опыта только неизлечимых, является честность и крайняя научная щепетильность Джека Фергюсона.

Многие больные с начальной формой часто дают ремис­сии или выздоравливают без всякого лечения. А уж эти несчастные из отдаленных палат не позволят новым лекар­ствам обмануть Фергюсона. Если безнадежные больные будут излечены, то уж наверно можно считать, что лекар­ства действуют. То, что стало затем происходить с этими жалкими созданиями, и является темой моего рассказа.

Но это еще не вся тема. Мы знаем, что и в других боль­ницах после применения новых лекарственных средств от­пускают под наблюдение семьи многих душевнобольных в разных стадиях болезни, и Фергюсон отнюдь не является единственным наблюдателем удивительного действия но­вых лекарств. Почему же тогда я выделяю именно его, как человека, поднявшегося на борьбу с безумием? Вот что он видит в моменты вдохновения, которое скорее можно наз­вать поэтическим, нежели научным.

Он видит скопище людей в стенах своей больницы; он видит беспокойных, сварливых, обозленных, угрюмых, по­дозрительных, глупых, порочных, неопрйтных, непристой­ных, склонных к самоубийству, одержимых мыслью об убийстве... Он видит дурное поведение своих больных и рассматривает это только как преувеличение, карикатуру на ненормальное поведение здоровых людей, находящихся вне больницы, на свободе.

Он знает, что новые лекарства плюс нежная любовная забота могут изменить судьбу его больных, которые счита­лись безнадежными. Он предвидит, что может дать - под­черкиваю, может дать - любовь плюс химикалии еще не запертым в больницу психически больным. Он хочет пере­дать этот метод в руки домашних врачей.

Поскольку я уже старик и порядочный скептик, не бе­русь предсказывать, доживет ли Джек до осуществления своей мечты. Может быть, медицинская профессия окажет­ся неспособной держать шаг наравне с ним. Но возможно, что врачи все же поймут животворность идей Фергюсона. Если его химикалии плюс любовь смогут превращать не­нормальное поведение в нормальное, это будет означать, что не помещенный в больницу психотик сможет_лучше уживаться с другими и самим собой (так Фергюсон опрделяет слово) «нормальный»). А способность уживаться с другими и самим собой сделает людей более счастливыми. Но слова «счастье» в науке не существует, Вы не найдете его в медицинском словаре Дорлэнда. Когда человек чув­ствует себя удовлетворенным и живет мирно с самим собой и с другими, это еще не значит, что он счастлив. На меди­цинском языке таких людей не называют счастливыми, их считают «эйфоричными», что в вольном переводе означает «якобы счастливые».

Но его мечта о верном рецепте для человеческого сча­стья гонит Фергюсона вперед. Он знает, что рядовые врачи в массе своей не строго научны и не узко материалистич­ны; в глубине души они сознают, что удалить аппендикс, или вылечить от пневмонии, или показать другие удиви­тельные трюки, припрятанные в их портфелях, кабинетах и больницах, - этого еще недостаточно, чтобы сделать боль­ных и их семьи по-настоящему здоровыми. Я чуть было не сказал - счастливыми.

Глава 2

К концу моего первого визита в больницу Траверз-Сити Фергюсон спросил меня:

- Как попали сюда все эти больные? Почему их, по-вашему, к нам прислали?

- Как почему? Потому что они психически больны, - ответил я. - Потому что они параноики, или маниакаль­но-депрессивные, или меланхолики...

- Полегче с умными словами, - прервал меня Фергю­сон, улыбнувшись на мой залп психиатрических терминов. Он швырнул на конторку пачку исписанных под копирку карточек с теми жалобами, по которым больные были стационированы.