Борьба с безумием - [27]

Почему он не мог подыскать что-нибудь получше, чем глюконат кальция, для своих ревматиков, несчастных муче­ников, которые, уходя из его кабинета, забывали о своих болях, согретые обаянием его личности? Будь она прокля­та его личность!

Он хотел по-настоящему помогать людям, а не только выколачивать из них деньги, и все-таки выколачивал слишком много денег. Его терзал обличающий голос совести, и он глушил его барбитуратами...

Почему Джек не мог сказать людям «нет»? Объясняется это не только его благородством, не только его великодушием, подобно актеру,или популярному романисту, или кинозвезде он начинал верить в свою собственную рекламу. Только что сойдя со студенческой скамьи, после одного лишь года интернатуры он ведь не мог быть иде­альным сельским врачом. Неужели успех так испортил доктора Фергюсона? Да, надо признать, он таки порядочно сбивал его с толку.

Джек лежал в постели в тяжелом барбитуратовом дур­мане. Пациент, приехавший издалека, просил, чтобы док­тор его принял. Мэри, взяв телефонную трубку, что-то врала, хотя терпеть этого не могла. Телефон не переставал звонить. «Перебори себя. Не обращай внимания. Пошли его к черту», - подсказывали Джеку его утешители - ма­ленькие желтые капсулы... В июле 1950 года, после деся­тимесячного шумного успеха в роли сельского врача, Джек Фергюсон был водворен в «буйную» палату Боль­ницы ветеранов в Индианополисе.

За тринадцать месяцев, с июля 1950 по август 1951 го­да, Джек Фергюсон три раза побывал в больнице из-за барбитуратового психоза и каждый раз слышал, как за ним захлопывается железная дверь; и каждый раз док­тору Бернарду Фрэзину и его персоналу требовалось все больше времени, чтобы выветрить из Джека яд желтых капсул: первый раз - четырнадцать дней, потом - три­дцать девять, а в третий раз - два месяца и тринадцать дней. И всякий раз требовалось все больше времени, чтобы Джек мог восстановить свою психику и вернуться к вра­чебной практике. Доктор Фрэзин упрашивал его остаться в больнице, чтобы с помощью психотерапии вырвать его болезнь с корнем. Но Джек всячески уклонялся от этого. Он, мол, сам с нею справится.

Доктор Фрэзин, милый и чуткий человек, советовал Джеку продать свою практику и устроиться «на более спо­койную работу». «Да, в какой-нибудь каменный мешек для сумасшедших», - думал Джек. Ни за что. Он должен во что бы то ни стало стать прославленным сельским докто­ром; он еще им всем покажет.

Мэри гордилась Джеком, который с таким блеском на­чал свою врачебную деятельность. Если бы только суще­ствовало звание «лучший начинающий врач года», высшая медицинская коллегия должна была бы признать его та­ковым.

И вот однажды ночью его вызвали к больному куда-то далеко в район. Да, да, хорошо, он будет готов через пол­часа, промямлил Джек заплетающимся языком. Он кое-как напялил на себя новый костюм, спотыкающейся по­ходкой дошел до своего автомобиля, открыл дверцу и шлепнулся прямо в грязь.

Мэри безуспешно уговаривала его встать, пыталгсь сама его поднять - ничего не получалось; она вынуждена была позвать двух мужчин соседей, чтобы перенести его в дом.

- Мне было ужасно стыдно, - вспоминает Мэри, - но гамлетовские жители проявили столько внимания к не­му. Они любили Джека, считали его больным и все ему прощали.

В отплату за добрые чувства граждан Джек стал обви­нять их во всех своих несчастьях. Он уже не корил самого себя за неумение сказать «нет». Он не ругал себя за при­ступы барбитуратовой депрессии, которую он старался прогнать с помощью кофе и кофеина.

Он ругал Мэри. Она казалась причиной всех бед, он был в этом уверен.

Однажды ночью он выгнал ее из дому. Ей стыдно было идти к соседям, и она всю ночь просидела в машине, на­кинув пальто на ночную сорочку. А на другой день он пла­кал и умолял простить его. Он обещал окончательно бро­сить свои капсулы и вернуться к работе... Потом он заду­мал убить ее.

- Вы должны как следует оценить преданность Мэри, ее святое смирение перед злою судьбой, - вспоминает Джек, пытаясь мне это объяснить. - Я отблагодарил ее тем, что стал подсыпать ей в пищу барбитураты... Все больше и больше... Когда она была уже на пороге смерти, вдруг опомнился и в первый раз за много месяцев стал настоящим врачом.

Метод борьбы Джека с собственным психозом был не только грубоват в отношении Мэри, но на какой-то мо­мент он снова сделался доктором; он давал ей возбуждаю­щие средства, делал внутривенные вливания, кормил ее и ухаживал за ней... и спас ей жизнь. Ясность сознания у Джека продолжалась до момента выздоровления Мэри.

Потом угрызения совести - так определяет Джек свою меланхолию - вынудили его опять взяться за капсулы. У него начались зрительные галлюцинации. Он упал на пол, и Мэри не в состоянии была его поднять и уложить в постель. Все перед ним двигалось, как в калейдоскопе. Малейший поворот головы - и картина менялась. Какие-то ярко раскрашенные узоры вдруг покрывались волоса­ми. Он кое-как поднялся на ноги, но вся комната была полна стульев, и он не мог сквозь них пройти. Он стал звать Мэри, но не мог до нее добраться, и ее голос раз­давался откуда-то издалека.