Борьба на Юге. Жаркое лето и зима 1918 - [12]

Уже донцы сами освободили свою столицу. По донским степям ширился казачий сполох, казаки временами одерживали значительные победы над красными и вот тогда, наконец, пришла дорогая весть: Добровольческая армия вернулась в Донскую землю и принесла донцам помощь. Но эта радость была непродолжительна. Лекарство оказалось хуже болезни. «Освободителей», как ни странно, уже никто не ждал. Добровольцы действительно пришли, но никакой помощи они нам не принесли, изнуренные, измученные, голодные, плохо одетые, многие с незажившими еще ранами, слабо вооруженные, без патронов и снарядов. Там все были настолько дохлые от ран и болезней, что они даже в рабы не годились. Дисциплина хромает, личный состав никудышный, а офицеры — еще хуже. В таком состоянии Добровольческая армия без предварительной, основательной реорганизации и пополнения живой и материальной силой, конечно, не была способна к серьезным боевым действиям.

Это подтвердили и ее руководители, заявив нам, что не ранее, как только через 1–2 месяца, армия сможет приступить к боевым действиям, а прежде этого, она должна отдохнуть, укомплектоваться, пополнить свою материальную часть и в этом ей "обязан" прийти на помощь Дон. Опять нам пришлось раскрывать наши тощие кошельки, но благодарностей мы так никогда и не дождемся. И очень быстро всем сразу стало ясно: тенденция прятаться за нашими спинами определилась. Таким образом, расчеты Донского командования на помощь Добровольческой армии в очередной раз не оправдались.

Однако, мы себя утешали, что возвращение Добровольческой армии на Донскую территорию все же имело некоторое моральное значение. Все войско, забыв пережитое, искренно радовалось приходу добровольцев. Те же чувства переживало и Донское командование, так как с приходом Добровольческой армии, у него исчезало чувство одиночества в борьбе с Советской властью, и рождалась уверенность, что совместными, дружными усилиями казаков и добровольцев удастся быстро справиться с большевиками.

Наличие этих данных, казалось, обеспечивало возможность установления самых тесных и дружеских взаимоотношений между Доном и Добровольческой армией. Но несмотря на такие благоприятные условия, достигнуть этого все же не удалось и мне думается, что причина этого лежала с одной стороны в личных качествах тупоумного генерала Деникина и его ближайших помощников, а с другой — в сложном характере командующего Донской армией генерала С. Денисова.

Надо иметь в виду, что когда Добровольческая армия вернулась на Дон, ее вожди гордились сознанием, что им удалось, несмотря на чрезвычайно трудные условия, сохранить остатки армии и вывести их из большевистского кольца, стремившегося задушить добровольцев. Больше того, ни тяжелые испытания Ледяного похода, ни физические и моральные страдания, перенесенные этой кучкой «героев» (беря во внимание дикость этих бедняг), не смогли поколебать у них безграничной любви к Родине и горячей веры в близкое ее возрождение.

Но к сожалению, приходится засвидетельствовать и то, что первое наше общение с доморощенными руководителями Добровольческой армии, обожающими топырить губы, показало нам, что эта, я бы сказал, вполне законная гордость, переходит у наших гостей и просителей в огромную надменность. Уже при первой встрече с Донским Атаманом, генерал Деникин проявил чрезвычайное высокомерие. Хотя сам не имел за душей, ничего, кроме огромных амбиций, крохотной кучки верных нукеров и нескольких дырявых и вонючих кошм, но требовал для себя первоочередной раздачи слонов.

Узурпатор Деникин, зверея от безденежья, говорил с генералом Красновым таким тоном, каковой можно было допустить еще в отношении командира полка ему подчиненного, или же в разговоре с нерадивым слугой, но ни в коем случае не в отношении с избранным Атамана войска Донского, твоим природным хозяином. Нерукопожимаемый генерал Деникин, активно нарывающийся на хорошую оплеуху, видимо, не хотел считаться с тем, что генерал Краснов, прежде всего, не подчинен ему и является представителем многомиллионного населения области, что он законно выборный Атаман, причем эти выборы подтверждены законным актом Круга Спасения Дона.

Грех смеяться над такими вещами, но сам Деникин был лишь очередным самозванцем, которого никто не избирал и никто не признавал. Различные же патенты и грамоты царя или же Далай-ламы можно было уже спокойно сдавать в музей. Даже его коллега, военный атташе в Париже граф Игнатьев признал законной властью в России не Деникина или Колчака, а Советы и передал им все многомиллионные счета России во французских банках. А Деникину так хотелось быть богатым и успешным! Чтобы дворец сиял, как у взрослых, чтобы были шикарные обновки, балы и праздники, лакеи, юнкера и настоящая соколиная охота, и хруст французской булки, чтобы при дворе пели кастраты из Италии, а на парадах блистала настоящая армия, пусть хотя бы небольшая. Урвать под шумок, пока Россия во мгле, что-то и побольше, а там хоть трава не расти, и хрен с ними, с большевиками. Понять, как известно, можно все. Каждому хочется жить в сказке. Но жизнь куда грубее мечты.