— Я отшельник. Аллах вразумил меня. Я знаю, чем кончится осада.
— Знаешь ли ты, когда будет взята Малага? — спросил маркиз, не чуждый суеверия.
— Знаю, но могу сообщить это только королю и королеве Испанским.
Король отдыхал после обеда, а королева не желала принять отшельника одна, и потому его ввели в соседнюю палатку, где находились донна Беатриса, маркиза Мейа, дон-Альваро Португальский, сын герцога и несколько других знатных лиц его свиты. Альгебри эль-Санто не знал по-испански; введенный в роскошную палатку, украшенную шелковыми тканями, бархатом и золотом, увидя почтение окружающих к дон-Альвару и Беатрисе, он подумал, что находится в присутствии короля и королевы. Он попросил воды, и когда карауливший его часовой освободил одну его руку и подал ему чашу с водой, маркиза заметила неистовое выражение лица его и зловещий блеск глаз. Она отскочила назад, в глубину палатки. Мавр с быстротой молнии схватился за скрытую под бурнусом саблю и нанес страшный удар дону Альваро, который упал к ногам его замертво. Тогда он бросился на маркизу, но в размахе сабля его зацепилась за шелковую ткань палатки и оттого слабо ударилась о золотые украшения прически маркизы, не причинив ей ни малейшего вреда. Свита и солдаты бросились на Мавра, повлекли его из палатки и буквально разорвали на части. Услыша шум и крики, король и королева вышли из своих палаток, содрогнулись при мысли об опасности, которой так счастливо избегли, и благодарили Бога. Кровавые останки Альгебри эль-Санто Испанцы бросили через стены в самую Малагу, а разъяренные Мавры убили в отмщение знатного Испанца, находившегося у них в плену, привязали его тело на осла и пустили его в испанский лагерь. Таким образом разжигалась обоюдная между воюющими ненависть, которая могла иссякнуть только при совершенном уничтожении той или другой стороны.
Один из вошедших в Малагу солдат, родом африканец, чернокожий дервиш, также как и Альгебри, почитался за святого. Он занял в народном мнении его место и принес с собою священное белое знамя, которым — говорил он — обладал уже в продолжение двадцати лет и берег для важного случая; он пророчил, что жители Малаги ворвутся в лагерь испанский, уничтожат его и воспользуются всеми припасами, которые найдут там в изобилии. Мавры верили ему безусловно и требовали немедленной вылазки, но дервиш объявил, что время еще не пришло. Амет эль-Сегри, почитая дервиша, советовался с ним и вывесил его белое знамя на высокой башне крепости Гибральфаро.
Однажды залив покрылся прибывшими кораблями, побелел множеством распущенных парусов. То была флотилия герцога Медины Сидония, который на ста кораблях подвез оружие и съестные припасы королю Фердинанду. Не желая продолжать осаду, король Фердинанд опять предложил городу Малаге сдаться на выгодных и почетных условиях, но Эль-Сегри с презрением отверг все предложения. Война возобновилась. Мавры сожгли один из кораблей Медины Сидония; другие должны были удалиться из залива. Дервиш утверждал, что скоро страшная буря разразится на море и потопит все корабли, что Малага отомстит врагам своим. Осада продолжалась с равным мужеством и ожесточением с обеих сторон. Одна из самых важных башен после кровопролитного боя, в котором Мавры выказали необычайную храбрость, а Испанцы мужественную стойкость, была взята Франциском Ромирес, который в награду был сделан рыцарем. Страдания осажденных превысили меру всякого терпения. Они собрались пред домом богатого купца Али-Дордуса и просили его идти во главе граждан к Амету эль-Сегри, чтобы умолять его сдать Малагу. Они нашли его окруженным свирепою гвардией, сидящим пред столом, на котором лежали странные рукописи, чертежи и различные странные инструменты, а подле него стоял дервиш, который объяснял ему значение их.
Один из пришедших, мулла Аларис, возвысил голос и сказал Амету-эль-Сегри.
— Мы умоляем тебя именем Всемогущего Бога не упорствовать в защите и не довершать нашей гибели. Сдай город, пока испанский король обещается быть милосердым. Сколько наших пало под ударами врагов, сколько погибло от голода! У нас нет хлеба для женщин и детей. Она едят подохших животных и умирают в страшных муках на глазах наших, а враг, сытый и здоровый, издевается над нами. К чему эта отчаянная борьба? Наши стены не крепче стен Ранды, наши солдаты не храбрее солдат Лохи, однако стены Ранда упали, разбитые машинами Испанцев, и солдаты Лохи принуждены были сдаться. Откуда нам ждать помощи? Из Гренады? Но в ней не осталось ни рыцарей, ни солдат, ни короля. Боабдиль сделался вассалом Фердинанда и посрамил стены Альгамбры; Эль-Сагал бежал оттуда и заперся в Кадиксе; его силы иссякли, его гордость принижена, самая жизнь его потухает. Именем Аллаха мы заклинаем тебя: не будь злейшим врагом нашим, сдай развалины города Малаги, когда-то столь счастливого и богатого, и избавь нас от бедствий, которые на нас обрушились!
Эль-Сегри, уважая сан муллы, выслушал спокойно его слова и отвечал ему:
— Потерпите еще в продолжение нескольких дней, и ваши страдания прекратятся. Я держал совет со святым отшельником, и мы познали, что час нашего избавления настал. Веления рока непреложны; в книге судеб написано, что мы должны сделать вылазку, разрушить лагерь неверных, забрать горы хлеба и заготовленных ими припасов. Аллах устами своего пророка возвестил мне это. Аллах Акбар, велик Бог, никто не может противиться велениям неба!
