Борьба - [24]

Я закрыл глаза и вспомнил, как забрал у Джози то, что мне не принадлежало. Как держал руку чуть ниже ее груди. Я сделал это на кладбище в Ковенанте.

И сделал то же самое с Кариной, только без оргазма, поцелуев и прочих приятностей жизни.

Я ушел от Джози и никогда к ней больше не вернусь, но я скорее подожгу свои яйца, чем вступлю в близость с другой женщиной. Возможно, однажды это изменится. Впрочем, вряд ли. И точно так же я сомневался, что когда-нибудь смирюсь с тем, что Джози будет с кем-то другим, даже если этот кто-то будет ее заслуживать.

Каждый раз, когда я задумывался о будущем Джози, во мне закипал гнев. Я бы убил того сукиного сына, который прикоснулся бы к ней, и да, это неправильно. Концепция «я не могу быть с тобой, но ты не можешь быть с кем-то другим» — это еще один признак того, что я веду себя как безумный преследователь, однако я не мог изменить свои чувства.

Шумно выдохнув, я выпрямился и уже собирался вернуться в дом, как вдруг дверь открылась, и на балкон вышла Карина.

— Доброе утро, Кириос. — Она остановилась и свела ладони вместе. — Вы выглядите хорошо отдохнувшим.

— Так и есть, — сказал я, упираясь бедром в перила. — Но у меня такое чувство, что ты именно этого ожидала.

Она опустила подбородок. Ее темные глаза блестели в тусклом утреннем свете.

— Да. — Она заскользила вперед, и мне показалось, что ее ноги вообще не касаются пола. — Чувствую, у вас есть вопросы, и я обнаружила, что знание легче принять, когда солнце только начинает свое путешествие.

Я изогнул бровь: а она ведь права, у меня были вопросы, их было много, и, хоть часть меня все еще желала отмахнуться от проблем, нечто новое и сильное в глубине моей души отказывалось оставаться безразличным. Я хотел узнать, кем я стал.

— У меня действительно есть вопросы, — наконец ответил я, скрестив руки на груди.

В ее улыбке промелькнуло странное облегчение.

— Спрашивайте.

— Кто ты такая?

Улыбка исчезла.

— Что вы имеете в виду?

— Ты чистокровная, которая стала жрицей. Я понимаю это, но ты необычная чистокровная. Твой эфир сильнее. Почти такой же я чувствовал в Аполлионе, — объяснил я, легко вспоминая, каково было находиться рядом с Алекс до и после ее пробуждения. — Но я не знал, что жрицы до сих пор служат богам, и понятия не имею, почему у тебя эфир сильнее, чем у обычного чистокровного.

— Мы живем здесь и служим богам с незапамятных времен. То, что они ушли на Олимп, не означает, что мы прекратим нашу службу. Просто теперь мы стали служить… спокойнее.

— То есть, вы больше не приносите в жертву смертных девственниц?

Уголок ее рта чуть дернулся.

— Верно, но те, кто служат богам, выбираются при рождении. Боги, которым мы служим, отмечают нас своими символами, и, поскольку нас избирают, мы более чисты. Мы более религиозны, и именно поэтому в нашей крови больше эфира. Так было с самого начала и будет до самого конца.

Я не упустил тот факт, что она даже не отрицала всю эту ситуацию с девственными жертвами. Мне, наверное, стоит в ближайшем времени осмотреть храм и убедиться, что их там не прячут. Еще одно дельце в моем списке.

— А от какого именно бога тебе достался символ? — спросил я.

Карина склонила голову, и меня весьма впечатлило, что тяжесть искусно завитых волос никак не мешала ей двигаться.

— Вы уже знаете ответ на этот вопрос.

Может, я и знал, но ждал, что скажет она.

Она подняла руку и, обвив пальцами складки платья, слегка отогнула одну из них. На какой-то миг мне показалось, что жрица сейчас обнажит свою грудь, после чего этот разговор закончился бы очень быстро, но она, хвала никчемным богам, этого не сделала.

Она обнажила только верхнюю часть правой груди, где виднелось розовое родимое пятно в форме руны непобедимости, такой же, как над храмом.

На моей скуле забилась жилка.

— Это знак Бога Жизни и Смерти. Того, кто абсолютен, — объяснила она, разглаживая рукав своего платья. — Избранного Бога.

— Что-то много имен для одного бога, — сухо сказал я.

По какой-то причине в голове всплыло странное воспоминание. Тогда Алекс затащили в Совет под фальшивым предлогом, касающимся нападений демонов, в которых была замешана ее мать. Аргументация велась хитро, и министр Телли, который являлся частью секретной группы придурков, до дрожи желавших уничтожить Аполлиона, из кожи вон лез в попытке загнать Алекс в рабство. Во время допроса он назвал ее так, что волоски на моем затылке поневоле встали дыбом.

Он назвал ее Предвестником Смерти.

Только Алекс никогда была причиной беспокойства. Ею оказался я.

— Мы ждали Бога Жизни и Смерти очень долго, — сказала Карина, в очередной раз сведя ладони вместе. — Пророчество об Избранном было записано в пустоте много веков назад, и в течение сотен лет те, кто рождался, чтобы служить Избранному, с нетерпением ждали своего часа. Двадцать два года назад этот бог наконец-то родился. Пророчество, в конце концов, воплотилось в жизнь, и мы ответили на призыв прибыть на Андрос. Вы — Избранный, Бог Жизни и Смерти.

Я смотрел на нее и довольно долго молчал, но потом все-таки отрезал:

— Звучит невероятно. И кажется невероятным.

— Несколько десятков лет назад слова о двух Аполлионах, рожденных в одном поколении, звучали бы так же невероятно, верно?