Бомбы сброшены! - [11]

Мы совершили множество вылетов для ударов по русским войскам на большом шоссе, ведущем из Смоленска в Москву. Оно было буквально забито бесчисленными русскими машинами. Танки и грузовики стояли бок о бок практически вплотную, часто тремя параллельными колоннами. «Эта масса техники обрушится на нас…» Атака этой соблазнительной цели не представляла никаких сложностей. Через несколько дней шоссе оказалось забито грудами обломков. Наши армии продолжали неотвратимо наступать. Вскоре мы уже взлетали из Духовщины. Этот городок чуть севернее железнодорожной станции Ярцево позднее стал местом ожесточенных боев.

Несколько дней спустя «Рата» спикировал сверху на наш строй и протаранил Бауэра. Русский истребитель разбился, но Бауэр сумел долететь до своего аэродрома на тяжело поврежденном самолете. В тот же вечер московское радио разразилось панегириком в честь какого-то старшего лейтенанта, который «протаранил и сбил свинского «Лаптежника». Радиопередача была отчасти правдивой, и все мы еще с детства любили слушать сказки.

Примерно в 3 километрах от нас армия готовилась начать новое наступление. Поэтому приказ перебазироваться в другое место оказался совершенно неожиданным. Наш новый аэродром назывался Режицы и находился примерно в 150 километрах на запад от озера Ильмень. С рассвета и до заката мы поддерживали наступление пехоты на востоке и севере.

Глава 3 Полет сквозь грозу

Летом в Режице слишком жарко. В промежутках между полетами мы валялись в своих кроватях в прохладных палатках. Наш командир тоже жил вместе с нами. Мы почти не разговаривали, однако все чувствовали, что между нами установилось некое внутреннее взаимопонимание. Наши характеры были очень схожими. Вечером, после окончания полетов, он уходил в лес или в степь. Если я не сопровождал его, то обычно занимался спортом. Я либо поднимал штангу, либо совершал длинные забеги вокруг аэродрома. Каждый находил свой собственный способ отдохнуть и расслабиться после тяжелых полетов, чтобы быть свежим и бодрым на следующее утро. После этого мы устраивали небольшие посиделки в нашей палатке. Он не слишком любил выпивку и не пытался напоить меня, так как я не пил вообще. Немного почитав, он останавливал взгляд на ком-нибудь из пилотов и спрашивал: «Ну что, Вейнике, похоже, что ты слишком устал». И прежде чем кто-либо успевал возразить, он добавлял: «Хорошо, давайте спать».

Поэтому мы ложились спать довольно рано, что меня вполне устраивало. «Живи и позволяй жить другим» — было его девизом. Предыдущий опыт Штеена походил на мой собственный. Он хорошо использовал этот опыт и решил стать для своих летчиков более хорошим командиром, чем те, у которых он сам служил. Одно его присутствие во время боевых вылетов оказывало на нас исключительно благотворное влияние. Он так же не любил плотный зенитный огонь, как и все мы, но какой бы сильной ни была ПВО объекта, это не могло заставить Штеена сбросить бомбы с большой высоты. Он был прекрасным товарищем и исключительно хорошим офицером и первоклассным пилотом. Такое сочетание превосходных качеств можно было встретить крайне редко. Со Штееном летал самый старый из стрелков группы — обер-фельдфебель Леманн. Зато со мной летал самый молодой — ефрейтор Альфред Шарновский. Альфред был тринадцатым ребенком в крестьянской семье из Восточной Пруссии. Он был очень молчалив, и, вероятно, поэтому ничто не могло вывести его из равновесия. Когда он сидел в кабине позади меня, я никогда не думал о вражеских истребителях. Ни один Иван не мог состязаться в меткости с Альфредом.

Пока мы находились в Режице, на аэродром обрушилось несколько гроз ужасной силы. Над широкими просторами России царил резко континентальный климат, и в случае похолодания налетали такие грозы, ярость которых трудно описать. Среди ясного дня вдруг собирались густые черные тучи, и на землю обрушивалась стена ливня. Даже на земле видимость падала до нескольких метров. В воздухе мы как правило старались подальше обойти центр грозы. Однако я понимал, что рано или поздно обязательно попаду в неприятную переделку.

Мы поддерживали нашу пехоту, как в наступлении, так и в обороне, в Лужском секторе фронта. Иногда нас отправляли бомбить цели, расположенные глубоко на вражеской территории. Одной из этих целей была железнодорожная станция Чудово, важный узел на линии Москва — Ленинград. Уже во время первых вылетов в этот район мы выяснили детали системы ПВО станции. Там было расположено множество зенитных орудий, но, если противник не перебросил туда свежие истребительные части, мы не должны были встретить никаких особенных сюрпризов.

За несколько минут до взлета соединение русских штурмовиков атаковало наш аэродром. Мы называли этот самолет «Железный Густав». Нам пришлось прятаться в окопы и щели, вырытые рядом с летным полем. Последним в укрытие прыгнул капитан Штеен и приземлился мне прямо на спину. Это было гораздо неприятнее, чем налет русских самолетов. Наши зенитки открыли по ним огонь, «Железные Густавы» сбросили бомбы и ушли на бреющем полете. Только после этого мы взлетели и взяли курс на юго-восток, держась на высоте 2700 метров. В небе не было ни облачка. Я шел ведомым у командира. Во время полета я догнал его самолет и какое-то время мы шли крыло к крылу. Когда я украдкой глянул на Штеена, он был воплощением непоколебимой уверенности.