Бомбы и бумеранги - [4]

Но этого мало. Магия, проникшая тебе в кровь, продолжала бы свою работу.

И в один прекрасный день ты перестала бы быть человеком. Перестала бы быть молодой мисс Моллинэр[1] Эвергрин Блэкуотер, дочерью почтенного и уважаемого доктора Джона К. Блэкуотера. Ты стала бы чудовищем, самым настоящем чудовищем.

А потом – потом ты бы взорвалась. Твое тело просто не выдержало бы жуткого груза. Кровь, текущая по жилам, подобно воде по трубкам парового котла, обратилась бы в пламя. И, словно перегретый пар, вырвалась бы на волю.

Там, где была девочка, взвился бы к небу огненный столб, словно от попадания четырнадцатидюймового снаряда. На добрые две сотни футов во все стороны не осталось бы ничего живого.

Поэтому в Норд-Йорке и несет службу Королевский Особый Департамент. Их черные мундиры знает весь город. Черные мундиры и эмблему – сжатый кулак, душащий, словно змею, рвущиеся на волю языки злого пламени. Мундиры черны. Кулак на эмблеме – серебряный. А языки пламени – алые.

У них есть особые приборы – досматривающие часто устраиваются в людных местах, на вокзале, например, на конечных остановках паровичков, что возят заводских к цехам и обратно. Приходили они и в школу Молли, разумеется. Класс замер, глядя на сумрачных мужчин в черном, с начищенными медными касками, словно у пожарных, украшенных черно-бело-красным гребнем.

Прибор, похожий на камеру-обскуру, с большим блистающим объективом, глядел холодно и устрашающе. Девочки одна за другой садились перед ним, досмотрщик крутил ручку сбоку, в объективе что-то мигало и мерцало, и ученице разрешали встать.

Почти всегда.

Один раз, в прошлом году, Дженни Фитцпатрик вот так же точно, как остальные, села перед объективом, робея и комкая вспотевшими пальцами края передника; так же точно закрутил ручку бородатый досмотрщик; так же засверкало что-то в глубине аппарата, за линзами – и вдруг все замерло.

Бородатый кивнул своему напарнику с серебряным угольчатым шевроном на рукаве. Тот плотно сжал губы, вскинул голову, шагнул к треноге, на которой возвышалась камера, глянул куда-то за отодвинутые шторки, скрывавшие от учениц бок прибора – и резко положил руку на плечо сжавшейся Дженни.

Молли помнила, как двое досмотрщиков рывком подняли ее со скамьи – ноги больше не держали мисс Фитцпатрик. Впрочем, уже и не мисс и даже не Фитцпатрик.

Больше Дженни никто не видел. Шепотом передавали слухи, что всех «выявленных» отправляют куда-то в Столицу, чтобы «сделать безопасными для окружающих», однако Дженни в их класс так и не вернулась. И на свою улицу не вернулась тоже, а родители, к полному изумлению Молли, вели себя так, словно ничего не случилось, а их дочь просто поехала погостить куда-то на юг к любимой тетушке.

От мыслей про магию Молли стало совсем зябко.

– Пошли по домам, Сэмми.

– Погоди! – возмутился тот. – Смотри, «Канонира» уже почти подвели! И прожекторами освещают! Гляди, гляди, ты ж у нас его знаешь лучше, чем, наверное, его капитан! Что ж его так изглодало-то? Если не… э… ну, это самое?

Сэмми не слишком хотелось идти домой, и Молли его понимала. Кроме него, в семье еще шестеро братьев и сестер, а жили они не в таунхаусе, как семья д-ра Блэкуотера, а в двух крошечных комнатках, где кухня с ватерклозетом приходились еще на восемь таких же.

Правда, и мать Сэмми не кудахтала над ним, отнюдь нет. И не смотрела, когда он возвращается домой. Правда, уже начала спрашивать, когда он перестанет болтаться без дела и начнет зарабатывать. Все старшие в его семье уже приносили домой когда шиллинг, когда два, а когда и все пять – в особо удачных случаях.

Они остались. И смотрели на тяжко осевший монитор, осторожно подводимый к причалу. К причалу, не в сухой док – значит, чинить особо нечего.

На палубе «Канонира» суетились люди. Суетились, на взгляд Молли, совершенно бессмысленно. Что она, не видела, как швартуются мониторы? А здесь что? Ну, чего приседать подле дырок, где надлежало быть воздухозаборникам? Чего там смотреть? От этого они обратно не вырастут. А ты, моряк в шапочке с помпоном, чего уставился на пустые киль-балки? Катер сам собой не вернется.

– Как ты думаешь, – с придыханием спросил Сэмми, – что у них там случилось? Куда катера подевались? И шлюпки?

– Может, спускали, чтобы к берегу подойти? А там что-то случилось? Сам ведь знаешь, какое там море…

Сэмми знал. Норд-Гвейлиг словно сходило с ума, там, к северу от Карн Дреда. Берег вздыбливался неприступными скалами с редкими проходами, прибрежные воды превращались в сплошные поля подводных рифов, чьи острые зубья все как один смотрели в сторону открытого моря.

На «Канонире» наконец завели концы, перебросили трап. Молли видела, как из подкатившего паровика выбрались несколько офицеров – серебряные погоны, аксельбанты, обязательные к ношению в «тыловых гаванях».

Следом за ним к причалам медленно и осторожно подводили нарядную паровую яхту, все иллюминаторы в кормовой надстройке радостно сверкают огнями. А по пирсу проползла целая вереница локомобилей, глухих, закрытых, черных.

– Кто-то из пэров приехал…

Молли кивнула. Пэры Королевства частенько навещали Норд-Йорк. Наверное, куда чаще, чем любой другой город в северной части страны, почему – Молли не знала. Может, оттого, что этот город оказался ближе всего к войне? Отсюда к Карн Дреду тянулись стальные нити путей, здесь выгружались батальоны горнострелков и егерей, здесь строили и ремонтировали бронепоезда.