Бомбейский взрыв - [18]

Оберст усомнился в словах Хендерсона. Он объяснил, что если в трюме резко повысится температура, то взрывчатка категории «А», уложенная на твиндеках, взорвется.

— Единственный способ спасти доки — это затопить судно, — заявил он.

Найсмит, лицо которого приняло жесткое выражение, повернулся к стармеху и спросил:

— Вы можете затопить судно?

Гоу отрицательно покачал головой:

— Нет, сэр. Я не могу затопить трюмы, открыв кингстоны, поскольку на льяльной магистрали стоят невозвратные клапаны.

И после небольшой паузы Гоу добавил:

— Я могу затопить машинное отделение и кочегарку, но сомневаюсь, что это потопит судно. И, конечно, во второй трюм вода поступать не будет.

Судовые погреба, где хранилось сравнительно небольшое количество боеприпасов, были оснащены клапанами затопления, однако льяльные магистрали, проходящие по обоим бортам трюма, служили только для откачки воды. Давление воды в трубах препятствовало открытию невозвратных клапанов.

В ходе этого разговора подошел Лонгмайр. Он также настаивал на том, чтобы Найсмит затопил свое судно, хотя теперь было ясно, что сделать это можно только пробив днище. Кто-то предложил взять швартовы на береговые шпили и выбирать их, креня судно до тех пор, пока вода не хлынет в открытые люки. На это Найсмит возразил:

— Здесь недостаточная глубина. — «Хорошо им выдавать свои бредовые идеи», — думал он. Как и все остальные, капитан хотел спасти и доки и свое судно.

— Пожалуй, свяжусь-ка я лучше с сюрвейером Ллойда, — сказал Найсмит и направился к телефону, но дозвониться так и не смог.

Хотя никто из присутствующих этого не знал, затопление «Форт Стайкина» у пирса № 1 дока Виктория дела не меняло. Между двумя и четырьмя часами пополудни уровень воды в приливном док-бассейне поднимался с 7 до 8 м. Если бы судно было затоплено в два часа, оно погрузилось бы на 1,2 м, прежде чем коснуться дна. Твиндеки находились в 8,7 м от киля, и, следовательно, между, двумя и четырьмя часами уровень воды не мог быть достаточным, чтобы полностью затопить нижний трюм.

Из присутствующих только один Оберст точно знал свойства и мощность взрывоопасного груза на борту, однако он считал, что не имеет права при-, казать кому-либо принять решение, которое, по его мнению, было верным, чтобы предотвратить катастрофу. Он мог распоряжаться взрывоопасным грузом только после того, как тот выгружен, но пока груз на борту судна, его дело — лишь дать совет, так предписывали правила правительства Индии. Обычно когда он или его люди поднимались на борт транспортов со взрывчаткой, назойливые вахтенные и представители стивидорных компаний недвусмысленно давали им понять, что их здесь просто терпят. В последнее время часто представителей его службы просили покинуть судно из-за настойчивых замечаний, которые те делали грузчикам по поводу того, как они обращаются с опасным грузом. Правила, по которым ему приходилось действовать, во многом осложняли Оберегу жизнь. Незадолго до этого существовало, например, правило, согласно которому бомбы надлежало грузить только в закрытые железнодорожные вагоны. Исключений не было сделано и для тех бомб, которые по размеру не проходили в двери вагонов. В таких случаях бомбы большого размера следовало грузить с помощью крана на открытые платформы, накрывать их брезентом и выставлять круглосуточную вооруженную охрану. Все шло нормально до тех пор, пока к Оберегу не подошел один железнодорожный чиновник-индиец с уставом, открытым на той странице, где говорилось, что бомбы надлежит грузить только в закрытые вагоны.

— Капитан, — сказал чиновник, — не положено грузить бомбы на от крытые платформы. На что тот лишь пожал плечами:

— А что я могу сделать?

Чиновник ушел и доложил обо всем своему начальству.

Пока шло разбирательство (а дело дошло до правительства), в доках десять дней простоял спецсостав, груженный взрывчаткой, что обошлось весьма недешево. Кроме того, груз представлял большую потенциальную опасность, не говоря уже о том, что войска на передовой, теснимые японцами, остались без боеприпасов. В конце концов была принята поправка, которая разрешала грузить бомбы большого размера в открытые вагоны. Оберсту и железнодорожному чиновнику-индийцу пришлось вклеить узенькие полоски бумаги с поправкой в перечень правил, и состав наконец был выпущен из доков.

Когда в диспетчерской пожарной части получили «сообщение номер два», переданное Мобараком Сингхом, к «Форт Стайкину» помчалось еще восемь пожарных машин. Как только они выехали, диспетчер позвонил домой начальнику пожарной службы Бомбея Норману Кумбсу. Это был сорокашестилетний улыбчивый человек высокого роста с орлиным профилем. Он прибыл на судно в 14 ч 25 мин, вскоре после того, как подъехали восемь пожарных машин. На нем был тропический костюм; переодеться в форму, которую ему доставили из штаба, не было времени.

Кумбс направился к верхнему люку трюма № 2, куда из тридцати двух пожарных рукавов лили воду. Он перегнулся через комингс, но пламени не увидел. Щель между грузовыми местами в центре твиндека была заполнена серым дымом, в лицо пахнуло жаром. Кумбс понял, что с палубы невозможно увидеть, куда попадают струи воды. Он вызвал добровольцев из числа своих людей, которые должны были спуститься вниз и выяснить ситуацию.