Бомба из прошлого - [10]

— Я знаю его… Господи, он же спас мне жизнь в Ираке. Точно, он. Сержант Роулингс, рота «Зулу» 2-го парашютно-десантного полка…

Им устроили как бы случайную встречу, за которой последовало собеседование у Иосифа Гольдмана. Не последнюю роль сыграли, должно быть, как рекомендации Роулингса, так и растущие опасения самого Босса, почувствовавшего горячее дыхание то ли конкурентов, то ли агентов Москвы. Так или иначе, но Кэррику предложили работу. Куратор сказал, что у них есть три месяца, после чего будет решено, есть ли смысл продолжать операцию или ее стоит свернуть. Офицер по связи пояснил, что трех месяцев должно хватить, чтобы решить, были ли средства потрачены с пользой или выброшены на ветер.

Время шло, но результат оставался нулевым. Кэррик отвозил детей в школу и привозил домой после занятий, возил Эстер Гольдман по магазинам, выставкам и мероприятиям, но большую часть времени проводил в подвальной комнате, где следил за мониторами и ждал вызова наверх. Компанию ему чаще всего составлял Григорий. Ближе всех к семье был Виктор, доверенный человек Иосифа Гольдмана. Саймон Роулингс, водитель Босса, никогда о нем не говорил и напоминал моллюска, постоянно прячущегося в раковине.

— За последние две недели ни одного, черт возьми, выходного.

— Что, сержант, даже в бар сходить некогда? — усмехнулся Кэррик, уже зная, каким будет ответ.

— Ну, ты наглец, капрал. Я уж и не помню, когда в последний раз пропускал стаканчик. Может, ты подскажешь?

— Скажу только, что при мне такого не было.

— И не только при тебе. Это продолжается вот уже три года, пять месяцев и две недели — с тех пор, как я сюда попал. В паб я еще заглядываю, но выпивки себе позволить не могу. Завязал.

— Ладно, тогда счастливо. А если попозже?

— Может быть, там будет видно. Шутка, Джонни.

Кэррик понимал: здесь так заведено, и изменить сложившийся порядок невозможно. Вся семья и в первую очередь Босс зависели от Саймона Роулингса именно потому, что на него можно было положиться. Он стал незаменимым. И при этом — в чем Кэррик почти не сомневался — Роулингс понятия не имел, чем занимается его хозяин.

— Ладно, тогда всего хорошего…

Роулингс забрал пальто и вышел из дежурной комнаты. Григорий оторвался на секунду от телевизора — шла передача о домашнем ремонте — и лениво помахал рукой. Кэррик взглянул на часы, подошел к доске с крючками и взял ключи от «мерседеса». Пора забирать ребят из школы.

* * *

Во всем здании именно его не любили больше всех. За исключением двух человек — генерального директора и личного помощника — у него не было здесь ни друзей, ни приятелей, ни верных товарищей. Каждое утро через главные ворота в этот массивный дом у реки входило до двух тысяч человек, и каждый вечер они проходили через те же ворота в противоположном направлении. Еще больше народу работало здесь в ночную смену и в выходные. Кроме Фрэнсиса Петтигрю и Люси, никто не знал его достаточно хорошо и никто не мог бы замолвить за него доброе слово. Подобно вирусу, неприязнь распространялась по этажам ДВБ сверху вниз, от руководителей департаментов и начальников отделов к заведующим подотделами, а через них к шоферам, аналитикам, машинисткам, архивистам, охранникам и столовским работникам. Основой неприязни была его неприкрытая грубость, нежелание, как выражался Шекспир, «наводить на лилию белила» там и тогда, где и когда другие охотно пользовались самыми нежными кисточками, нетерпеливость, вспыльчивость и упрямый отказ соглашаться с заниженными стандартами. Знавшие его за пределами работы поговаривали, что жена обращается с ним, как с непрошеным гостем, а их единственный ребенок живет где-то далеко-далеко, чуть ли не на другом краю света. Говорили также, что ему нет никакого дела до чувств самых близких.

Кристоферу Лоусону исполнился шестьдесят один год, из которых тридцать восемь было отдано Секретной разведывательной службе. Никто не называл его Крисом, и никто не пытался обратиться к нему с товарищеской фамильярностью. Надменный, грубый, колючий, он каким-то образом сохранял свое место. Его последний ультиматум был принят; начальство отступило перед выдвинутым требованием. Его высшую ересь пропустили мимо ушей. Другие мужчины и женщины с примерно таким же стажем службы тоже выдвинули требования: в каком корпусе они желают работать, чем согласны заниматься, а чем нет. Всех их вежливо выпроводили на пенсию, а их пропуска аннулировали. Третьи, осмелившиеся озвучить самую страшную ересь — что «война с международными террористами» проигрывается, что в ней вообще невозможно победить, что тектонические плиты глобальной мощи сдвинулись и на прежнее место их уже не вернуть, — получили ярлыки пораженцев и были изгнаны до конца недели.

Причина того, что Кристофер Лоусон остался в своем кабинете, заключалась в непревзойденном умении собирать информацию. Если бы не этот талант, его уже давно выставили бы за дверь, как и всех прочих.

— Стервятники кружат над вами, Кристофер, но я не позволю им добраться до ваших костей, — сказал генеральный директор. — Я вас не отдам. И буду держать подальше от арабского отдела. Займетесь нераспространением ядерного оружия. Возьмете русское направление. Хочу напомнить, хотя и не рассчитываю на вашу память, что пятно от крови остается на ковре навсегда. Я ценю вас и защищаю, сам при этом подставляясь, так что не злоупотребляйте моей поддержкой.