Бомба для графини - [6]

Мысли о сыне отрезвила Софью Алексеевну. Надо же что-то делать, выручать своего ребёнка! По крайней мере, ехать в Петербург. Из всей близкой родни у неё осталась только незамужняя тётка – сестра отца, бывшая фрейлина покойной императрицы Екатерины. Зато по мужниной линии в Северной столице имелся очень даже влиятельный родственник. Александр Иванович Чернышёв хоть и относился к нетитулованной ветви рода, но зато смог выбиться в любимцы недавно умершего императора Александра. В своё время покойный муж Софьи Алексеевны много помогал молодому кузену, долг – платежом красен, пришел черед Александра Ивановича помочь сыну умершего благодетеля.

Но до отъезда в Петербург следовало объясниться с дочерьми. Софья Алексеевна до боли стиснула руки, лишь бы не застонать. Её ненаглядные девочки! Бриллианты в короне матери. Как она их обожала и как ими гордилась! Когда-то она захотела назвать малышек в честь дочерей своей небесной покровительницы, и тогда муж – не слишком набожный сам, но уважавший глубокую веру своей Софи – отнесся к желанью супруги с пониманием. Поэтому родившиеся вслед за первым сыном маленькие графини Чернышёвы получили имена Вера, Надежда и Любовь. Возможно, материнское чутье подсказало Софье Алексеевне эту мысль, или она видела лишь то, что хотела видеть, но ей почему-то казалось, что озвученные в именах христианские добродетели ярко проявились и в натурах дочек. Старшая, Вера, или Велл, как её обычно звали дома, – умная, сильная, хваткая – к девятнадцати годам сделалась матери незаменимой опорой. Средней – жизнерадостной и волевой Надин – Бог послал редкий оптимизм и несгибаемую силу духа. Ну а о младшей и говорить было нечего. Любочка и впрямь оказалась нежным и трепетным сердцем семьи.

Как же ей рассказать дочерям об этом кошмаре? Девочки уже потеряли отца. А теперь что? Ещё и брата лишатся?.. Даже если всё обойдётся и Боба оправдают в суде, ему всё равно придётся уезжать, ведь в армии его не оставят, да и в свете он сделается изгоем. Неизвестно теперь, как встретят в столице юных графинь Чернышёвых.

Софья Алексеевна еле сдержала слёзы. Как теперь жить? Где взять силы?.. Больно кольнуло сердце – это напомнила о себе совесть: нечего рыдать по благополучным детям, обделяя несчастного. Мать называется! Как бы ни отнеслось теперь светское общество к её дочерям, они всё-таки были свободны и жили в родном доме. При таком приданом девочки обязательно найдут женихов если не в столицах, так в деревне, значит, устроят свою жизнь. А вот Боб…

Дочки в своём уголке сначала дружно фыркнули, а потом и вовсе расхохотались. Звонко, заливисто, неудержимо. А графиня даже не смогла им улыбнуться. Ей вдруг показалось, что этот кошмар послан из-за её гордыни. Слишком уж она восхищалась собственными детьми. Слишком уж их превозносила… Но разве же она не права? Вся Москва ценила яркую, даже броскую красоту её дочерей. Черноволосые, как их отец, девочки взяли от матери белую кожу блондинок. Тонкие черты их лиц почти повторяли друг друга, и лишь глаза отличались оттенками: светлые у самой старшей и младшей, у Надин – они получились яркими и густо-синими. В прозрачной глубине Вериных глаз вокруг зрачка плавало множество темных точек, отчего их голубизна отливала необычным лиловатым оттенком, ну а у Любочки похожие точки оказались зелеными, и её глаза напоминали цветом спокойное теплое море. Так что не ошибалась мать, когда гордилась своими дочерьми. Всё было справедливо. Даже самые злобные критики в Москве давным-давно признали тот факт, что юные графини Чернышёвы хороши собой необычайно.

Софья Алексеевна вздохнула. Господи, как же всё у девочек прекрасно начиналось! А что же теперь?..

Любочка окликнула её, отвлекла от раздумий:

– Мамочка, а правда ли, что Зинаида Александровна вернулась, и теперь у соседей каждый вечер будут петь итальянскую оперу? – спросила она.

Вопрос оказался из прошлой жизни. В нынешней развлечениям места не оставалось. Но как объяснить это дочерям?.. Софья Алексеевна лишь развела руками:

– Мы с вами не узнаем, чем станет развлекать своих гостей княгиня Зизи, поскольку на приём к ней не попадём. Я должна вам кое-что рассказать, но давайте подождём Велл, она скоро будет.

Странное это оказалось чувство – наблюдать, как последние секунды прежней жизни улетают в вечность. В коридоре послышались шаги, и в гостиную вошла Вера. Мать даже не успела ей ничего сказать. Хватило лишь взгляда. Глаза Веры расширились, она побледнела и, поразив всех, тихо спросила:

– Что произошло? Это Боб? Он идёт на войну?

– Нет, Велл, дело гораздо хуже. Твой брат перед отъездом признался мне, что состоял в тайном обществе, – объяснила графиня, а потом собралась с духом и рассказала главное: – Они не захотели присягать новому императору и вышли на Сенатскую площадь, требуя перемен. К сожалению, государь счёл их бунтовщиками. Теперь всех, кто состоял в этом тайном обществе, арестовывают. Вашего брата тоже схватили. Нам нужно ехать в Петербург. Я хочу повидать своего сына. Мне в этом праве не должны отказать.

Девушки молчали. У них просто не укладывалось в головах, что красавчик Боб – брат, душка, мечта всех московских красоток – и вдруг сидит в тюрьме. Этого просто не могло быть! Но посеревшее лицо Софьи Алексеевны, её полные муки глаза не оставляли места иллюзиям.