Болваны - [3]

Слепой старик сидел на коленях и ощупывал землю, лишившись сразу поводыря и палки. Родители звали детей, дети рыдали и протягивали руки, пытаясь найти исчезнувших в суматохе родителей.

По тому месту, где только что стоял храм, ползла огненная лава от края и до края горы. Лава кипела и пенилась; вдоль и поперек огненного потока стелились пары серого дыма.

Красный шар солнца лопнул и рассыпался на осколки.

* * *

Тьма. Под руками Птицына вздрагивают плечи сестры. Он гладит ее по мокрым спутанным волосам. Нечем дышать. Рот и нос заложило. Ни одного звука, и только под телом Птицына гудит, сотрясается земля.

Колючий, обжигающий щеки песок посыпался на голову, лицо и шею. Песок обдирал кожу и застревал в складках одежды. Потом по голове забарабанили камни. Птицын прикрылся руками и закрыл сестру своим телом. Ощупав пальцами летевшие сверху песок и камни, он догадался, что это пепел и пемза.

Но вот неверный красный свет забрезжил сбоку от Птицына: огненная лава приближалась. В ней барахтались и сгорали люди. Волны пламени заглатывали обугленные трупы. Живые кинулись врассыпную - прочь от лавы, но та неумолимо росла вширь и отрезала пути к отступлению. Жар делался нестерпимым. Вот-вот все должно было кончиться.

Вспышка молнии. Глаза, полные ужаса, с желтой крапиной у зрачка. Обнаженная женская грудь с родинкой возле соска. И Птицын летит в пропасть, точно брошенный камень, все быстрее и быстрее.

* * *

Тьма медленно расступается. Птицын сверху ясно различает очищенные пол-арбуза, донышко которого заполнила кипящая лава. Края арбузной корки пошли трещинами; по внутренней поверхности корки ходил нож и счищал оставшуюся розовую мякоть. Она сразу же отслаивалась, тускнела, становилась дымчато-серой и объемной, превращаясь в мелкие камни и валуны, которые отрывались от острых отвесных скал и обрушивались в поток лавы, брызжущий и плюющий огнем.

Переменилось направление птицынского движения: если мгновенье назад он падал в бездну, то теперь его тянуло, всасывало вверх, как в воронку, так что он крутился вокруг своей оси и мог видеть происходящее со всех сторон.

Что же он увидел?

Внизу - горы наваленных друг на друга трупов: окровавленные туловища, разбросанные руки и ноги, сплющенные головы, заваленные камнями, обугленные скелеты. Без труда Птицын нашел себя среди этого кровавого месива: его труп застрял между двух валунов и ноги болтались, как мокрые штаны на веревке.

Вокруг - тысячи облачков с мужскими и женскими лицами. Они резвились в бесцветном воздухе, подскакивали и вертелись, делая зигзаги и "мертвые петли". У всех были очень веселые, довольные физиономии. А мимо них со свистом, оставляя после себя длинный огненный след, проносились к земле и от земли пылающие существа в белых одеждах, которых Птицын мысленно окрестил "санитарами". Они и вправду часто пикировали по двое и добывали из-под завалов серебристо-блестящие облачка. Это была трудная работа: пылающие существа, засучив рукава, с крайним усилием вытягивали облачка из бесформенных искореженных тел, точно из щелей и подвалов. Облачка сплющивались, скукоживались, будто резиновые, не желая отрываться от телесной оболочки. Ангелы их выдергивали, как морковку из земли. Сам Птицын, по-видимому, тоже стал таким серебристо-белым облачком.

2.

Птицын с явным удовольствием парил в отведенном ему пространстве. Если сначала он двигался вбок и вверх, то теперь оказался в длинном туннеле, в конце которого брезжил свет. Источник света находился ниже Птицына, и он, будто скользя с горы, летел на свет, как мотылек, быть может, для того, чтобы быть сожженным навеки.

Птицын отметил одну странность: круглая труба, по которой он плавно летел, движимый турбулентными потоками, была сделана из человеческих глаз. Эти глаза зыбились, моргали, глядели на Птицына с разным выражением: недоумением, тревогой, насмешкой, сочувствием. Глаза здесь были всякие: карие, синие, зеленые, черные. Одним словом, все, какие встречаются в жизни. Несмотря на темноту туннеля, Птицын отчетливо различал их цвет. Глаза светились изнутри.

Птицын прислушивался к себе и почему-то не испытывал ни малейшего страха, а, наоборот, умиротворение. Ну что же? Сейчас на вылете из туннеля его должны встретить близкие люди. Бабушка. Тетя. Они любили его и наверняка помогут обжиться на новом месте, хотя бы в первое время походатайствуют перед Богом. Почему нет? Состояние у него было примерно такое же, как на Тверском бульваре, который не раз спасал его от одиночества и скуки. Тверской - прямой, как стрела. Купы деревьев охватывают его сверху и сбоку. И вдалеке - свет, дорога. Ему нравилось, гуляя по Тверскому, видеть цель. Взгляд, минуя людей, свободно бежал сквозь километровое пространство, и жизнь возвращалась, опять начинала теплиться в середине груди.

Птицын вылетел из "глазастого" туннеля на свет. Ровный свет падал отовсюду, но ни солнца, ни луны не было. С высоты он оглядывал землю. Лента реки окаймляла пологие горы, вплотную приткнувшиеся к воде. Красная трава. И никаких деревьев. На широкой лужайке у реки и еще дальше по горе, тоже покрытой красной травой, распластались какие-то человеческие тела, вернее спины и задницы. Птицын пригляделся к ним и даже, чтобы лучше рассмотреть, спикировал ниже. Тела шевелились. Это были, как он не сразу понял, двуединые голые существа - мужчины и женщины. Их оказалось множество. Они занимали всю лужайку перед рекой и часть горы.