Болтушка - [4]
Но я не часто это делаю: от таких разговоров становится грустно.
Вот мне уже грустно, буду думать о чем-нибудь другом.
Когда болтаешь с кем-нибудь в уме, самое приятное, что разговор всегда идет в точности по-задуманному. Ты, например, скажешь:
— Привет, пап!
А он тебе:
— Привет, Ро!
— Пап, — говоришь ты дальше, — не мог бы ты, знаешь, вести себя потише, когда будешь знакомиться с моими новыми одноклассниками. А то я ужасно беспокоюсь. Даже если этот случай с лягушкой позабудется, вдруг они не захотят дружить с дочкой яблочного ковбоя, который чуть что — начинает петь. Или им родители не разрешат со мной водиться…
— Ну конечно! — говорит папа. — Мне это совсем не трудно.
В уме твой собеседник всегда тебя слушает и понимает.
Не то что в жизни.
В жизни, даже если ты осторожненько так, чтоб его не обидеть, скажешь только: «Пап, ну пожалуйста, надень сегодня рубашку попроще и постарайся не петь», — он сразу глаза закатит, мол, сколько можно приставать, или ткнет тебя локтем в бок: «Расслабься, Тонто! Надо же хоть чем-нибудь оживлять этот тусклый мир!»
Сейчас он кричит, чтоб я вылезала из-под душа, а то уроки скоро начнутся, и мыло опять размякнет, и вода перельется через край и потечет по занавеске, и вообще нечего там стоять и думать.
И как это он не замечает, когда сам переливается через край?
И зачем я только вспомнила про Эрин, сейчас я тоже размякну.
Это все из-за мыла.
Мы с Эрин однажды в школе подбросили кусочек мыла в кастрюлю с морковным супом. А потом смотрели, как за столом ребята, даже самые аккуратные, пускают изо рта пузыри.
Глупо, глупо, уже год и два месяца прошло, как она умерла, пора бы мне успокоиться.
Знаете что, если у меня когда-нибудь еще будет самая лучшая подруга, я сперва удостоверюсь, что у нее сердце не больное и с легкими все в порядке.
Пускай сначала пройдет медосмотр, пока мы еще не начали дружить.
Если она у меня будет.
Папа сказал, что сегодня будет лучше, чем вчера, потому что второй день в новой школе всегда лучше первого.
Он был прав.
Ну, почти.
Началось-то все, правда, так себе.
Когда я шла по двору, все ребята, даже из других классов, опять на меня глазели и очень быстро расступались.
Потом мне велели зайти в кабинет директора.
Мистер Фаулер смотрел на меня как-то настороженно. Лысина у него покраснела, а когда он встал, чтобы вытащить из кармана тюбик с антисептическим кремом, оказалось, что у него и коленки под шортами красные, а это, я читала, может быть признаком повышенного давления (если, конечно, вы не обгорели на солнце).
— Ровена, — начал он, втирая крем в свои ободранные костяшки пальцев, — мисс Даннинг рассказала мне, что произошло вчера в классе. С Дэррином Пеком мы уже поговорили. Я понимаю, тебе нелегко приспособиться к нормальной школе, но это не оправдывает твоего вчерашнего поведения. Это не должно повториться, тебе понятно?
Я кивнула. Хотела было сказать ему, что ссадины лучше не мазать кремом, а дать им подсохнуть на воздухе, тогда быстрей заживет. Так папа говорит. Но я промолчала, вдруг он эти антисептические кремы специально изучал в университете.
— Ровена, — продолжал мистер Фаулер, внимательно разглядывая ссадину, — если у твоего отца какие-нибудь проблемы… если он, к примеру, злоупотребляет алкоголем… ты всегда можешь рассказать об этом мисс Даннинг или мне. Договорились?
Я достала из сумки блокнот и ручку и объяснила мистеру Фаулеру, что папа уже четыре года как бросил пить, после того случая в городке, где мы раньше жили. Он тогда малость перебрал и нечаянно рассыпал по главной улице семьдесят ящиков зеленых яблок сорта «грэнни смит».
Мистер Фаулер прочел мою записку дважды, я уж думала, придерется к орфографии, но он только кивнул и сказал:
— Можешь идти, Ровена.
Взгляд у него все еще был какой-то недоверчивый.
Наверное, расстроился из-за ссадины, что она не сохнет, а мокнет.
В классе все опять на меня уставились, кроме мисс Даннинг. Она улыбнулась и сказала: — Ага, Ровена, ты как раз вовремя.
Я подошла к ее столу и написала в блокноте: «Можно мне что-то сказать ребятам?»
Она вроде бы удивилась, но разрешила.
Руки у меня так дрожали, что я чуть не выронила мел, но все-таки справилась.
«Извините за вчерашнее, — написала я на доске. — Я заплачу за лягушку».
Я повернулась к классу. Руки все еще дрожали.
Никто от меня не шарахнулся. Некоторые даже улыбались.
— Все в порядке, Ровена, — сказала мисс Даннинг. — Лягушка выжила.
Ребята засмеялись, только Дэррин Пек на последней парте скорчил мрачную рожу.
— Спасибо, Ровена, — кивнула мне мисс Даннинг.
Я повернулась к доске и написала: «Друзья называют меня просто Ро». А потом пошла и села на свое место.
Моя соседка улыбнулась, и мне стало совсем хорошо. Тут, правда, оказалось, что улыбается она кому-то за моей спиной.
— Итак, Ро, — сказала мисс Даннинг, — ты пришла как раз вовремя, потому что сейчас мы составим списки участников завтрашних соревнований.
И она объяснила, что завтра — спортивный праздник и, поскольку школа у нас небольшая, участвовать должны все.
— Метание копья, — объявила мисс Даннинг. — Поднимите руки, кто хочет записаться…
Я никуда не записалась: как-то не хотелось показаться выскочкой, пусть сперва хоть подзабудут несчастную лягушку. Да и потом, на соревнованиях все равно ни с кем не подружишься. Придешь первой — скажут, воображала, последней — рохля, а если где-то посередке, никто тебя и не заметит.
В сборник "Ковчег Лит" вошли произведения выпускников, студентов и сотрудников Литературного института имени А. М. Горького. Опыт и мастерство за одной партой с талантливой молодостью. Размеренное, классическое повествование сменяется неожиданными оборотами и рваным синтаксисом. Такой разный язык, но такой один. Наш, русский, живой. Журнал заполнен, группа набрана, список составлен. И не столь важно, на каком ты курсе, главное, что курс — верный… Авторы: В. Лебедева, О. Лисковая, Е. Мамонтов, И. Оснач, Е.
Книга «Подарок принцессе. Рождественские истории» из тех у Людмилы Петрушевской, которые были написаны в ожидании счастья. Ее примером, ее любимым писателем детства был Чарльз Диккенс, автор трогательной повести «Сверчок на печи». Вся старая Москва тогда ходила на этот мхатовский спектакль с великими актерами, чтобы в финале пролить слезы счастья. Собственно, и истории в данной книге — не будем этого скрывать — написаны с такой же целью. Так хочется радости, так хочется справедливости, награды для обыкновенных людей — и даже для небогатых и не слишком счастливых принцесс, художниц и вообще будущих невест.
Либби Миллер всегда была убежденной оптимисткой, но когда на нее свалились сразу две сокрушительные новости за день, ее вера в светлое будущее оказалась существенно подорвана. Любимый муж с сожалением заявил, что их браку скоро придет конец, а опытный врач – с еще большим сожалением, – что и жить ей, возможно, осталось не так долго. В состоянии аффекта Либби продает свой дом в Чикаго и летит в тропики, к океану, где снимает коттедж на берегу, чтобы обдумать свою жизнь и торжественно с ней попрощаться. Однако оказалось, что это только начало.
Давно забытый король даровал своей возлюбленной огромный замок, Кипсейк, и уехал, чтобы никогда не вернуться. Несмотря на чудесных бабочек, обитающих в саду, Кипсейк стал ее проклятием. Ведь королева умирала от тоски и одиночества внутри огромного каменного монстра. Она замуровала себя в старой часовне, не сумев вынести разлуки с любимым. Такую сказку Нина Парр читала в детстве. Из-за бабочек погиб ее собственный отец, знаменитый энтомолог. Она никогда не видела его до того, как он воскрес, оказавшись на пороге ее дома.
«Сто лет минус пять» отметил в 2019 году журнал «Октябрь», и под таким названием выходит номер стихов и прозы ведущих современных авторов – изысканная антология малой формы. Сколько копий сломано в спорах о том, что такое современный роман. Но вот весомый повод поломать голову над тайной современного рассказа, который на поверку оказывается перформансом, поэмой, былью, ворожбой, поступком, исповедью современности, вмещающими жизнь в объеме романа. Перед вами коллекция визитных карточек писателей, получивших широкое признание и в то же время постоянно умеющих удивить новым поворотом творчества.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Повесть «Пусть шарик летит», давно уже ставшая классикой англоязычной литературы, рассказывает об одном дне жизни двенадцатилетнего Джона, страдающего от последствий ДЦП. Однажды родители оставляют его чуть ли не на весь день одного. Джон решает воспользоваться случаем — доказать себе и окружающим, что он ничем не отличается от своих сверстников.
Эта история о том, какую роль сыграли книги в развитии Кушлы, маленькой девочки, появившейся на свет с серьезными дефектами. Книги вошли в жизнь Кушлы очень рано, ведь девочка не могла познавать мир обычными способами — ни хватать предметы, ни ползать, ни сидеть или наблюдать происходящее вокруг нее.Но благодаря любви к чтению она во многом постепенно догнала, а в чем-то даже опередила своих сверстников.