Большой риск. Путешествие на "Таити-Нуи" - [45]

При попытке объяснить ему, что он не имеет права действовать по своему усмотрению и без учета безопасности остальных членов экипажа, он начал размахивать топором и угрожающе кричать, что "не позволит, чтобы ему пытались мешать построить плот".

Таковы основные факты.

Посоветовавшись друг с другом, мы единодушно постановили:

1) разрешить Хуанито Буэгуэньо строить плот при условии, если это не уменьшит и без того очень малую плавучесть "Таити-Нуи II";

2) как только плот будет готов, без колебания и жалости заставить нашего бывшего товарища, хочет он того или нет, покинуть нас и уйти на своем плоту; предварительно мы выделим ему его часть продовольствия и воды.

Этот протокол я прочел Хуанито Буэгуэньо, чтобы он был осведомлен о нашем решении.

Составлено в двух экземплярах на борту Э. де Бишоп Капитан

Эрик, ослабевший от чрезмерного напряжения сил, снова впал в забытье. А мы с притворным равнодушием занялись своими делами. Однако время от времени мы поглядывали на левый борт, где Хуанито, счастливо улыбаясь, прибивал планки к двухметровым палкам. Очевидно, это были весла. Покончив с ними, он принялся сколачивать из эвкалиптовых бревен треугольную раму. Судя по многочисленным измерениям 50-литровых бочек, Хуанито намеревался строить плот, видимо окончательно отказавшись от своего грандиозного плана построить лодку, которая делала бы по четыре узла. Нет худа без добра. Мы вынуждены были бы силой запретить ему брать материалы, если бы он продолжал упорствовать, так как не могли рисковать своей безопасностью. Хуанито работал толково и быстро, но, несмотря на усердие, его странное судно не становилось более мореходным. В лучшем случае оно могло служить в мелкой лагуне игрушкой ребенку. Но от лагуны ближайшего острова мы находились за сотни миль, да еще с подветренной стороны, так что любая попытка добраться до нее на этой игрушке была равносильна самоубийству.

Иногда у меня появлялось страстное желание схватить Хуанито и трясти до тех пор, пока он не поймет, до чего безрассудно ведет себя. Но я сдерживался, понимая, что лучший выход для нас всех - позволить ему уплыть. Он уже давно миновал ту стадию, когда его причуды - отказ нести вахту или стряпать - носили сравнительно безобидный характер. Теперь он был просто опасен для нас. И как это ни жестоко, но я подавил в себе чувство товарищества и предоставил Хуанито самому себе.

Довольный прошедшим днем, Хуанито поздним вечером вскарабкался на крышу и улегся на своем обычном месте. Он не подозревал, что Ганс и я, подавленные и несчастные, не спали, глядя в затянувшееся облаками небо. (Жан стоял на вахте, а Эрик находился в забытьи.) Через несколько минут Хуанито уже спал. Какой у него был неустойчивый и непостоянный характер. Больше всего он должен был опасаться самого себя. Ганс, Жан и я договорились между собой не спускать с него глаз. Наконец я задремал и увидел неприятный сон: будто какие-то смуглые мужчины плавают вокруг меня на больших бутылках и издевательски смеются, когда я прошу у них немного воды. Через некоторое время один из моих мучителей высадился на маленький холм, на котором я будто бы сидел, и начал сильно меня трясти и кричать что-то в ухо. Я пытался высвободиться, но он крепко держал меня за плечи и не отпускал. В конце концов я сообразил, что это не сон и трясет меня Ганс. Он старался что-то мне втолковать, но спросонок я не понял, что именно. Затем я вспомнил вчерашние события и окончательно проснулся. Ну что еще надумал Хуанито? Быстро оглядевшись, я увидел его скорчившуюся фигуру на том же месте, что и вечером. По спокойному, ровному дыханию можно было догадаться, что он крепко спал.

- Ты ничего не замечаешь? - спросил Ганс, вытянув руку.

Я тоже вытянул руку. Упало несколько крупных капель. Скоро капли стали падать одна за другой. Сомнений больше не было. Долгожданное чудо наконец свершилось. Впервые со дня отплытия из Кальяо пошел хороший, проливной дождь. Я вскочил, - нужно было натянуть все паруса, чтобы не пропала ни одна драгоценная капля. Ганс остановил меня и показал на парусиновую воронку, сделанную им на краю крыши каюты. Под воронкой стояла кастрюля. Ганс по праву гордился своей необычной расторопностью, и я не поскупился на похвалы. Пока лил дождь, Ганс, Жан и я быстро собирали всю посуду - бочки, оплетенные бутыли, кастрюли и бутылки.

С этой посудой мы снова вскарабкались на крышу. Кастрюля под парусиновой воронкой была уже полна. Жан налил воды в стакан и протянул его Эрику, тот медленно, с удовольствием выпил его и, протянув обратно, взволнованно сказал:

- Спасибо за самое величайшее и самое необыкновенное наслаждение, какое мне когда-либо приходилось испытывать в жизни.

Мне, Жану и Гансу трудно было удержаться. Я окунул лицо в кастрюлю и почти одним духом выпил несколько литров. Казалось, что вода пропитывает все мое иссохшее тело. Руки и ноги заметно отяжелели. Тяжелела и голова, словно мозг тоже впитывал в себя влагу. Отвалившись от кастрюли, я вытянулся на спине возле нескольких наполненных водой посудин и только тогда увидел, что рядом со мной сидит на корточках Хуанито и пьет воду из бутылки. Он, видимо, сидел здесь уже давно, потому что пил не спеша, небольшими глотками. Заметив, что я обратил на него внимание, он опустил бутылку, виновато улыбнулся и тихо сказал: