Большой риск. Путешествие на "Таити-Нуи" - [27]

Одного из посетителей мы всегда встречали с радостью. Это был начальник железнодорожной станции в Конститусьоне Горасио Бланко. Он был человек действия и в то же время бескорыстный идеалист, а это весьма редкое сочетание. Как потом выяснилось, это он уговорил владельцев верфи проявить интерес к нашей экспедиции и сделать нам великодушное предложение. Горячие патриотические чувства, вернее местный патриотизм, побудили Горасио Бланко помочь нам. Он хотел вернуть Конститусьону то величие и ту славу, какие были у него в XVI-XVII столетиях, когда отсюда регулярно отправлялись корабли в дальние плавания, в Панаму и Европу. (Хуан-Фернандес, открывший во время своих многочисленных и смелых плаваний острова, которые теперь носят его имя, был великим сыном этого города.) Горасио Бланко был убежден, что постройка плота не только откроет новую славную эпоху в истории города, но и оживит его деловую жизнь, в которой чувствовался некоторый застой. Он много нам помогал, так как ему приходилось встречать всего лишь четыре поезда в день. Казалось, он обладал шестым чувством, догадываясь о наших желаниях и нуждах, и умел найти наилучший способ все устроить. И если иной раз случалось, что у него не было времени прийти помочь, он присылал кого-нибудь из своих одиннадцати детей, которые все до одного унаследовали энергию и изобретательность отца.

Со временем я привык к тому, что Бланко может наладить любое дело, и принимал это как должное. Когда Эрик однажды неожиданно заявился к нам и поручил мне не только быть его заместителем, но и радистом экспедиции, Бланко посвятил меня в тайны азбуки Морзе. В дальнейшем я на час раньше начинал свой рабочий день уроком этой азбуки на вокзале Конститусьона. К счастью, вокзал находился всего лишь в нескольких стах метрах от верфи. Не помню, просил ли кто-нибудь Бланко, но он взял на себя обязанность доставить нам провизию, медикаменты, паруса, якоря я другое необходимое снаряжение, которое предусматривается для плавания не менее полугода. Не знаю, каким образом он этого добился, но к рождеству из магазинов и с фабрик непрерывным потоком стали прибывать огромные ящики. Нам оставалось только принимать их и благодарить. Думаю, что нисколько не преувеличу, если скажу, что без его бескорыстной помощи постройка плота и все приготовления заняли бы вдвое больше времени и потребовали бы огромных средств.

В начале января 1958 года, как обычно без предупреждения, приехал Эрик и с довольной миной объявил, что почти закончил свою книгу. Он заверил меня, что книга острая и, наверное, многих заденет. (Позднее выяснилось, что он, к сожалению, был прав.) Не без некоторой гордости мы с Хуанито сообщили ему, что и наша работа подходит к концу. Собственно говоря, плот можно было уже спускать на воду. Оставалось лишь закончить внутреннее оборудование каюты. Мы обещали Эрику управиться заблаговременно, лишь бы он сказал, когда намечается отплытие.

- В столичных газетах уже давно сообщалось, что наше отплытие состоится 15 февраля, - сказал Эрик, озорно сверкнув глазами. - Не имею ни малейшего представления, откуда пошли слухи. Но давайте поможем газетам хотя бы раз сказать правду и назначим наше отплытие на этот день.

Понятно, что ни у меня, ни у Хуанито возражений не было.

Обычно любое новое судно, перед тем как отправиться в дальнее плавание, проходит испытание. Мы последовали этому мудрому правилу, когда построили первый плот. Но теперь нам, к сожалению, пришлось отказаться от предварительных испытаний. Мы не обратили внимания на то, что наша верфь, как и все остальные, находилась на берегу широкой и бурной реки Мауле, чуть дальше километра от ее впадения в океан. Веками воды реки несли массы гравия и песка, постепенно поперек всей дельты образовался широкий подводный барьер. Потоки речной воды и огромные волны с Тихого океана, сливаясь на этом барьере, выступавшем нередко над водной поверхностью, создавали непрерывную линию бурунов. Попытка преодолеть это препятствие была связана с серьезным риском. Возвращаться против течения было невозможно. Именно по этой причине мы с самого начала вынуждены были отказаться от пробного плавания. Эрик разрешил проблему с присущей ему смелостью. Он коротко сказал:

- Давайте считать, что рейс отсюда до Кальяо будет пробный. Это, конечно, довольно долгий путь для испытаний - от Конститусьона до Кальяо 1500 миль, - но таким образом мы сумеем лучше изучить мореходные качества плота, чем за те несколько дней, которые мы кружились бы возле Конститусьона Кроме того, в Кальяо больше возможностей для реконструкции или ремонта плота, если это понадобится.

Мы согласились с ним.

Приблизительно через неделю после необычно короткого визита Эрика приехали Жан и его друг Ганс Фишер, (которого Эрик незадолго до этого принял в состав экспедиции) с целым грузовиком оборудования по метеорологии и для исследований вод океана. Ганс Фишер ничуть не напоминал чилийца. Это был блондин с голубыми глазами и розовой кожей, и я ни капельки не удивился, когда узнал, что его родители немецкие переселенцы. Он был веселого нрава, добрый, но очень непрактичный и к тому же настоящий "сухопутный" моряк. В общем выбор Эрика меня не обрадовал. Затем я долго прикидывал, как разместить все их причудливые приборы и инструменты, - сначала мне это казалось неразрешимой проблемой. Жан спешно уехал в Сант-Яго за оставшимся оборудованием.