Большой прыжок - [10]

— Нас? — спросил Комин.

— Я же сказала, что мы, может быть, полетим на Луну.

— И здесь у меня нет выбора?

— Не дурачьте меня, Комин. Прямо в сердце крепости Кохранов? Вы сумасшедший…

Он наклонился к ней, прикоснувшись рукой к гладким мускулам там, где ее шея переходила в плечо. Мускулы слегка напряглись, и он сжал пальцы.

— Я не хочу думать о возмещении, — сказал он. — Не так быстро.

— Я тоже, — сказала Сидна и обхватила руками его лицо. Ногти внезапно впились ему за ушами, клоня голову вниз. Она засмеялась.

Через секунду он выпрямился и сказал:

— Вы грубо играете.

— Я выросла с тремя братьями. Я должна была играть грубо или не играть вообще.

Они уставились друг на друга в полутьме, разгоряченные, ощетинившиеся, между гневом и возбуждением. Затем она сказала медленно, почти злобно:

— Ты полетишь, потому что там есть кое-что, что ты захочешь увидеть.

— Что?

Она не ответила. Совершенно внезапно она задрожала, сцепив руки на колене.

— Купи мне выпить, Комин.

— Тебе не достаточно?

— В Нью-Йорке этого не достаточно.

— Чего твоя семья достигла там, на Луне?

— Прогресса. Экспансии. Славы. Звезд. — Она выругалась, все еще дрожа. — Зачем Баллантайн совершил свое проклятое путешествие, Комин? Разве на девяти планетах не хватает места, чтобы лезть в беду? Беды, вот чего мы добились. Поэтому я и прилетела на Землю. — Она подняла широкие загорелые плечи, затем опустила. — Я — Кохран, и повязана с этим. — Она помолчала, глядя на Комина. — И ты тоже… повязан с этим, я имею в виду. Ты хочешь остаться здесь, снаружи и получить пулю или залезть внутрь?

— Получить пулю?

— Я тебе ничего не гарантирую.

— Гммм…

— Беги, если хочешь, Комин. — Она подавила дрожь, и он подумал, шампанское ли так повлияло на нее. Казалось, на нее что-то накатило, или это ее способ уклоняться от вопросов? — Я хочу спать. Меня не волнует, что будешь делать ты.

И она уснула или притворилась, положив на него голову, и он обнял ее. Она была не легонькая, но к ее гибкому телу было приятно прикасаться. Он поддерживал ее, думая, сколько шансов за то, что это может оказаться ловушкой. Или мисс Сидна Кохран всего лишь сумасбродка? Говорили, что все Кохраны немного помешанные. Говорили, что это пошло с тех пор, как старый Джон построил нелепый лунный дворец.

Машина несла их к космопорту. Он может еще вернуться, если поторопится.

Нет, я не вернусь, подумал Комин. Теперь я не вернусь.

У него был единственный шанс узнать о Пауле Роджерсе, и для этого нужно было блефовать с Кохранами, если сумеет. У него был также единственный шанс почувствовать твердую почву под ногами, и добиться этого можно было тем же методом. Он должен попытаться.

Упрямый маленький ягненок собирается обсудить со стаей львов их обед, мрачно сказал себе Комин. Ну, если уж я влез в это, то в приятной компании.

Он откинулся на спинку, устраивая мисс Кохран в более удобной позе, и подумал, что хотел бы знать две вещи: кто заплатил парню с гнилыми зубами, чтобы убить его, и не дурак ли он, что лезет блефовать с Кохранами, имея на руках лишь мелкие карты — карты, не подходящие для серьезной игры.

Они прошли через космопорт и взошли на сверкающую яхту Кохранов, и все шло, как по маслу. Когда яхта взлетела, Сидна сонно пошла переодеваться, оставив Комина с отвращением глядеть на пустую, растущую впереди поверхность Луны.

Черт побери, кому вздумается построить дворец на этой лысой голове? Говорили, старый Джон сделал это затем, чтобы богатство и могущество Кохранов вечно были на глазах у всей Земли, и что он редко покидает дворец. У старого пирата, должно быть, не хватает винтиков в голове.

Яхта опускалась к Лунным Аппенинам, открывая чудесный вид на острые пики в полном блеске дня. Луна, подумал Комин, может еще превзойти все, что угодно, в Солнечной Системе великолепием ландшафтов, если нервы смогут выдержать их. Огромный цирк Архимеда показал зазубренные клыки далеко слева, а впереди, на плато, на полпути к нагой горной стене, он уловил блеск отраженного света.

— А вот и дом, — сказала Сидна. — Мы почти прилетели.

В голосе ее не звучало радости. Комин взглянул на нее. Она переоделась в белые брюки и шелковую кофточку, однако сохранила свою косметику.

— Если тебе не нравится дворец, — спросил он, — почему ты всегда возвращаешься сюда?

Она пожала плечами.

— Джон не покидает его. И мы должны частенько показываться здесь. Он все-таки глава семьи.

Комин пристально взглянул на нее.

— Ты испугана, — сказал он. — Ты боишься чего-то здесь.

Она засмеялась.

— Меня не легко испугать.

— Охотно верю, — сказал он. — Но сейчас ты боишься. Чего? Почему ты убежала отсюда в Нью-Йорк? Чтобы развеяться?

Она мрачно поглядела на него.

— Может быть, ты близок к истине. Может, я веду тебя на убой.

Он отнюдь не нежно положил руки на ее шею.

— И ты?

— Может быть, Комин.

— Я чувствую, — сказал он, — что в ближайшие дни пожалею, что не убил тебя прямо здесь.

— Может быть, мы оба пожалеем, — сказала она и удивила его, когда он ее поцеловал, потому что в том, как она прижалась к нему, сквозил панический страх.

Ему все это не понравилось, и нравилось все меньше и меньше, пока яхта опускалась на высокое плато над Морем Дождей. Он увидел изгиб огромного здания, вздымающегося вверх, как гладкая стеклянная гора, сверкающая на солнце, а затеи магнитный буксир прицепился к их кораблю, и они были мягко введены в воздушный шлюз. Массивные двери закрылись за ними, и Комин подумал: ну, вот я и здесь, и от Кохранов зависит, уйду ли я отсюда.