Большой пожар - [63]

Сказать, что мы с Чепуриным дружны, было бы преувеличением, но явно и откровенно друг другу симпатизируем, и единственное, что нас удерживает от общения семьями, это Васина щепетильность: все-таки прямой начальник, как бы кто-нибудь что-нибудь о чем-нибудь не подумал. Но в Дедову библиотеку Чепурин наведывается частенько, а для Деда в отличие от Васи субординация – пройденный этап, тем более что Чепурина Дед знал еще мальчишкой и в люди выводил, когда тот после флота окончил пожарное училище и явился на службу желторотым начальником караула.

Чепурин значительно старше нас, ему уже сорок пять – годы, когда по крышам лазать неохота, а если приходится, то безо всякого удовольствия», как посмеивается он. Я добавлю – а частенько приходится, так как начальник штаба пожаротушения («доверяй, но проверяй!») любит своими глазами видеть, как работают его ребята, «вверх растут или вниз».

В городе Чепурин фигура известная, не столько потому, что он в самом деле потушил немало пожаров и лично спас десятки людей, о чем мало кто знает, сколько потому, что «попал на перо» одному восторженному журналисту, который после Большого Пожара тиснул в газете на целую полосу очерк «Человек в тельняшке» с фотографией. Несмотря на то что автор руководствовался лучшими намерениями, в очерке, помимо чистой правды, оказалось столько патоки, что Чепурин краснел, бледнел, хватался за голову и поклялся отныне не давать интервью ни за какие посулы.

Я самонадеянно решила, что для меня он сделает исключение, но какое там! Узнав, что я собралась о нем написать, он ясно и недвусмысленно дал понять, что в ближайшие пять-десять лет будет сильно занят, а когда я обиделась, послал мне с Васей в подарок изящную игрушечную метлу (с легкой руки Димы я прослыла в УПО ведьмой). Но, как известно, у каждого мужчины, каким бы он ни казался совершенством, есть своя ахиллесова пята! Один тает от нежности, другой от похвал, третьему больше всего на свете хочется казаться сильным и т. д. Вот эту слабинку я и нащупала. Позвонила Чепурину: «Андрей Иванович, можете от меня не прятаться, больше приставать не буду. – Вот умница, обрадовала, честное слово! – А почему вы не спрашиваете, что я придумала? – Так, так… (настороженно), выкладывай… – Я решила от начала до конца, без всяких купюр, процитировать „Человека в тельняшке“!»

Вот тут-то Чепурин и всполошился. Боже, как он меня поносил!– И ведьма, И шантажистка, и архивная мышь (за мышь извинился), и музейный экспонат, и гангстер в юбке – и, выдохнувшись, сдался. Еще бы не сдаться, в очерке были такие перлы: «От проницательного орлиного взгляда красивых черных глаз подполковника не ускользало ничего», или: «Вперед! – взывал он.

– Пожарный презирает опасность! Рукава – к бою!», и еще самое главное: «Вынося на руках миловидную, но беспомощную женщину, Чепурин бережно прижимал ее к себе: ведь на ее месте, растроганио думал он, могла бы оказаться моя жена». И другие подобные красивости, одно лишь упоминание о которых приводило Чепурина в ярость.

Я положила руку на боевой устав и поклялась писать правду и только правду. Чепурин вспоминал и рассказывал, я стенографировала, прибавила то, что слышала от других и, как заверил мой первый слушатель Дед, вроде ничего не наврала. «Разве что самую малость, – ухмыльнувшись, добавил он. – Пожарные у тебя меж собой разговаривают… ну, это, без всяких словечек. А в бою, Леля, словечки – это важный элемент, без них и команду не всякий поймет. Я к тому, что команда со словечками убедительней, до сердца и души доходит».

Этот аргумент н с возмущением отвергла.

– Моя благоверная в тот день отличилась дважды,– рассказывал Чепурин.

– О том, что она брюки выгладила, тебе известно, а о другом ее преступлении знаю только я: днем она позвонила и, черт дернул за язык, поинтересовалась, вовремя ли приду со службы. А ведь сто раз просил, умолял, предупреждал: никогда не задавай таких вопросов! Примета – хуже нет, обязательно проканителишься до ночи и вернешься домой чумазый как дьявол. Таи что, когда будешь анализировать причины пожара, обязательно заклейми и этот звонок.

Снова отвлекусь. Расшифровала я эти строки – и представила себе Тамару Ильиничну, которая уложила девочек спать, а сама прилегла с книжкой в руках на тахту у телефона – ждать. Жена пожарного должна уметь ждать! Вот уже час… два… три часа назад муж должен был приехать домой, а его все нет, и раз он даже не звонит, значит, нет такой возможности: имей он хотя бы свободную минуту, обязательно бы позвонил, пошутил бы по поводу «чепухи, полной чепухи», из-за которой застрял, и спросил бы, как прошел день у «диверсанток» – так он называет дочерей. Завтра утром на работу, надо отдохнуть, но Тамара Ильинична знает – пока муж не приедет или хотя бы не позвонит, ей все равно не уснуть – уж очень тревожной бывает эта самая «полная чепуха»…

Я вспоминаю Денниса Смита, его «Пожарную команду .э 82», вот что он писал: «Я – нью-йоркский пожарный, один из „храбрейших города“, как именуют нас газеты. В Нью-Йорке живут около восьми миллионов человек, двенадцать тысяч из них – пожарные. Мы отличаемся от всех остальных людей, живущих и работающих в этом городе: от банкиров, служащих рекламных бюро, водителей грузовиков, секретарей, продавцов и покупателей; для каждого из них есть большая вероятность, что после работы он возвратится домой на собственных ногах. Пусть усталым, но целым и невредимым. Пожарный ни в чем не может быть уверен. Жена пожарного, целуя мужа перед уходом на работу, молит судьбу, чтобы он возвратился домой. Чтобы ей не пришлось в отчаянье искать, на кого оставить ребенка, и сломя голову мчаться к мужу в больницу. При каждом звонке в дверь у нее замирает сердце – не начальник ли это пожарной команды, который пришел имеете с пастором и представителем профсоюза, чтобы сказать ей, каким хорошим, самоотверженным и храбрым человеком был ее муж?»