Большой горизонт - [14]

«Не знала, — говорит мне, — что ты такой черствый. Неужели и ты, и все вы не видите, не чувствуете, как Кирьянов переживает, как он подавлен своим поступком. Я, говорит, убеждена — по натуре он вовсе не трус, а то, что произошло во время шквала, — случайность. Тяжело ему, что все вы от него отвернулись».

«Сам он ото всех отвернулся, отвечаю, сам всех против себя настроил». — «А ты подумай, говорит Ольга, может, и ты в этом виноват». Тут я вскипел: «Моя вина в том, что затребовал Кирьянова в морскую погранохрану. Не тебе судить, ты видишь только, как Алексей игрушки Маринке делает, а я с ним целый день. Хватит с меня, натерпелся!» А Ольга: «Эх ты, отец-командир!» Схватила дочку на руки и ушла в дом, не спросила даже, буду ли я ужинать…

Баулин и сейчас переживал давнюю ссору, и сейчас, по-видимому, корил себя за нее, а я подумал, что, возможно, тогда Ольга Захаровна была права.

— Вскоре, — снова заговорил Баулин, — меня назначили на Курилы командиром сторожевого корабля «Вихрь». Я ведь начинал пограничную службу, можно сказать, по соседству, на Чукотке. Тогда-то, еще в молодости, мне и полюбились здешние края: для моряка местечко самое подходящее— дремать на ходовом мостике некогда. Словом, сам я напросился обратно на Дальний Восток. (Посоветовавшись с Олей, конечно.) А когда мою просьбу уважили, обратился со второй: прошу назначить ко мне на «Вихрь» младшим комендором Алексея Кирьянова. Дело в том, что Алексей в это время тоже подал рапорт о назначении его на Дальний Восток.

Начальник школы выслушал мою просьбу, и глаза у него на лоб: «Или ты мало с ним горюшка хлебнул? Неужели ты не видишь, не чувствуешь, что Кирьянов тебя невзлюбил? Наверняка ведь считает тебя виновником всех своих бед и несчастий». Баулин усмехнулся:

— Вы тоже, наверное, спросите: зачем это мне понадобилось?

— Вероятно, Кирьянов просился на Восток, чтобы проверить себя или уйти от дурной славы, — сказал я. — А вот зачем он вам понадобился, мне и впрямь невдомек.

— Оля подсказала. «Ты, говорит, его уже знаешь и сможешь ему в случае чего помочь, другие же неизвестно еще, как встретят. А человек он честный, отзывчивый». Она ведь, Ольга, тоже педагогом была. Поэтому, видно, да и по чисто женской чуткости раньше других, раньше меня разгадала Кирьянова. Ну и, честно говоря, моя моряцкая жилка была крепко задета: неужели Кирьянову так-таки никогда и не полюбится море? Не полюбится наша морская пограничная служба? Мы, пограничники, люди в некотором роде одержимые. На моих глазах не одна сотня молодых матросов настоящими моряками стала. А моряк — это натура!

Вот вы сказали, Кирьянов хотел уйти от дурной славы. Но ведь дурная слава, что тень — от нее не убежишь! Вместе с Кирьяновым она приехала и на Курилы: в комсомольской учетной карточке — выговор. Команда «Вихря», да и вся морбаза встретили Кирьянова с явной настороженностью: «Ничего себе гусь! Попробуй-ка задерись у нас!»

Командиром базы был тогда наш общий знакомый Самсонов. Я его знал до этого лет семь, кто из дальневосточников его не знает! И к тому же мы с ним в академии вместе учились. Так он, Самсонов, и то поморщился, когда я порассказал о Кирьянове. «Ты его просил к себе на корабль, ты за него и отвечай».

А между тем жестокий урок, полученный во время шквала, повлиял на Кирьянова, но как? Из заносчивого, строптивого паренька он превратился в притихшего, я бы даже сказал, пришибленного. Никому он больше не перечил, любые приказания и поручения выполнял, однако без огонька, с каким-то безразличием, с апатией. Для молодого человека, комсомольца, да еще учителя это просто ни в какие ворота не лезет! Промахи же у него и здесь были, и крупные, вплоть до того, что Самсонов решил было списать его с корабля на берег. Казалось, и здесь ничто его не интересовало и не увлекало. Едва затевалось на морбазе веселье, он уходил подальше, на скалистый мыс, как, бывало, в школе ходил к бухте над кратером, и часами — буквально часами! — смотрел, как волна бьет о берег. О чем думал он? Тосковал по родной Смоленщине? По девушке, с которой надолго расстался?

Баулин развел руками.

— Верьте не верьте, но впервые — впервые за целые полгода! — мы увидели на лице Кирьянова улыбку, когда из Владивостока пришел «Ломоносов». Приход с Большой земли парохода — у нас всегда событие! А на этот раз вся морбаза и я, в первую очередь, с особым нетерпением ждали «Ломоносова», потому что на нем приезжали новые жители: семья заместителя командира базы, новый военврач и моя Ольга Захаровна с Маринкой. Шутка сказать, новые жители на нашем островке! И вот тут-то, ко всеобщему изумлению, увидев среди встречающих Кирьянова, Маринка потянулась к нему: «Дядя Алеша!» Кирьянов прямо-таки просветлел. Ольга тоже сразу узнала его, достала из сумочки письмо, отдала ему: «Без вас, говорит, пришло в школу. Я решила, что быстрее меня почта вам не доставит».

Баулин замолчал, в уголках рта еще резче обозначились морщины. Не забыть ему своей Ольги Захаровны…

— С того самого дня, как мои приехали на остров, — продолжал он, — Кирьянов все свободное время проводил с Маринкой: играл с ней, изображал то козу-дерезу, то мишку-топтыгина, а на корабле стал еще более замкнутым. Не иначе как письмо его доконало.